На следующее утро, когда я встал и отдернул занавеску, то увидел, что город залит туманом. Я плохо спал, и мне снилось, что Гала и Китти борются с каким-то типом с приплюснутым носом, который пытается поджечь мою кровать.
Я поджарил два ломтика грудинки, выпил четыре яйца, но в итоге съел только кусок черствого хлеба и выпил немного кофе. В утренней газете была заметка, автор которой пытался придать значимость банальному инциденту, случившемуся накануне вечером в аэропорту Радж, в одиннадцать часов вечера. Двухмоторный самолет «Пикфорд» выкатился со взлетной полосы и уткнулся капотом в землю; он прибыл в Сан-Франциско с двадцатиминутным опозданием из-за неполадок в одном из двигателей. Под заголовком красовалась фотография самолета: за исключением нескольких вмятин в носовой части он казался целым и невредимым. В свете прожекторов была видна команда спасателей, которые орудовали огнетушителем под фюзеляжем, чтобы предупредить пожар. На втором снимке был снят пилот с полудюжиной пассажиров. Под фотографией было написано: «На борту находился мистер Бернар Корделл (третий справа), знаменитый сын Элвина Корделла из Североамериканской промышленной корпорации. Любезно улыбаясь, мистер Корделл сказал нашему корреспонденту: „Мы были уверены, что все пропало, когда самолет встал на дыбы, как необъезженный конь. Нам здорово повезло, что мы так дешево отделались“.»
Третий справа отнюдь не улыбался. Это был высокий широкоплечий мужчина лет сорока, благородной наружности, в твидовом пиджаке и шляпе. У него было типичное лицо спортсмена. Приятное, но хмурое. У меня возникло ощущение, что где-то я его уже видел. По правую руку от него стояла стюардесса, мисс Полин Инграм, она улыбалась ему, остальные смотрели в объектив без всякого выражения.
Я перелистал газету, потом «Мейл», но и там не обнаружил никакой информации о трупе Вальдо. Тот, кто вынес его, должно быть, хорошо его запрятал, а может, выбросил его в поле или в реку.
В контору я приехал к десяти. Сел за стол и прочитал утреннюю почту, которую Китти разложила по степени важности. Почту я оставил на столе, а сам стал набрасывать кое-какие заметки о деле Галы. К половине двенадцатого, когда Китти принесла кофе, я исписал уже три страницы и дополнил их несколькими схемами. Китти разгладила мне морщины на лбу тонкими пальцами и одновременно взъерошила мне волосы.
Попивая кофе, я сказал:
