— Зато магистрат наш имеет грязные деньги с того трамвая! — сказав так, Захар Гнатишин распрямил спину, расправил плечи, выкатил грудь и теперь сидел на козлах с видом победителя. — Спросите, пане, к чему тут магистрат? А я вам скажу! Тот пан адвокат, который постучал в квартиру моего товарища, пришел туда сам. С газетой в руке, за то число, где описывали досадное происшествие. Еще и рисунок добавили, на нем коллега нарисован с перекошенным лицом. Смешно, только же не ему хохотать. Так вот, пан адвокат его разыскал и говорит: кобыла ваша, шановний, рванула с места и понесла, потому что перепугалась, заслышав грохот электрического трамвая. Еще и увидела, как из-под колес вырвался сноп огня. То что, скажете, кобыла в этом виновата? Или, не дай Бог, ее владелец, извозчик с многолетним опытом, которого все коллеги знают с лучшей стороны? Отнюдь! Виноват трамвай! И не человек, который им управляет, с него нечего взять, наемный работник. Ущерб пострадавшему пану инженеру нанес магистрат. В тот же день, когда начал ходатайствовать в Имперском министерстве транспорта о разрешении распрягать лошадей и переводить трамвай во Львове на электрическую тягу! Так! От президента города и надо требовать деньги за нанесенный людям ущерб!
— И вышло?
— Чего бы то ни вышло? Когда кумпель мне о том рассказал, я разозлился.
— На кого?
— На себя! В мою голову такое бы мало пришло! Потому потрясти президента города — это же святое дело, разве нет? Словом, через какое-то время приносит тот пан Геник моему коллеге свежее число той же самой газеты, "Курьер Львовский". Разворачивает и показывает. Там снова о нем написано, но уже без карикатуры. Гражданин такой-то добился, чтобы магистрат признали виновным в том, что семья пана инженера из Лодзи пережила неприятные моменты и понесла убытки. Потому что трамвай напугал кобылу, запряженную в дрожку, в которой они ехали по своим делам на именины к родственнику. Также возмещение надлежит владельцу кобылы и дрожки. Потому что тот понес не меньшие убытки. Знаете, что я еще вам скажу? Перед тем пришел к моему товарищу домой сам пан редактор "Курьера". Принес ему аж сто корон, только бы человек не слушал своего адвоката и не судился потом еще и с газетой за оскорбительный рисунок. Выиграл бы больше. Между прочим, пан адвокат, как о том узнал, очень гневался. Оказывается, таки собирался тряхнуть в суде еще и пана редактора, так хорошо дело пошло, решил не останавливаться.
