Бедняга лекарь упал на колени.
— Осторожно, болван, — грохнул бургомистр.
— Простите, ваша милость, — прошептал тот.
Себастьян кивнул головой, и все затихли. Через миг его голос снова завладел всеми присутствующими:
Успел, как видите, на праздник
Покорный ваш слуга… Упорно
Оборонялся он мечом
От тех грабителей никчемных.
И показал им без метаний
Урок занятий фехтованьем.
Тем временем лекарь перевязал рану, и поэт, под новую волну аплодисментов, поднялся на ноги, невольно ища глазами темноволосую красавицу. Она стояла неподалеку и также аплодировала ему. На ее устах сияла улыбка, за которую он готов был умереть. То сияние заполняло для него всю огромную залу, а хрустальные блики, что так сначала его ослепили, теперь казались лишь жалким мерцанием. В очередной раз поэта вернул в себя бургомистр:
— Браво, Себастьян, я не перестаю восхищаться вашим талантом, — говорил он, — но, впрочем, у меня к вам просьба.
— Да, пане, слушаю.
— Отныне всегда носите кольчугу.
— Непременно!
— К развлечениям, панове! — развеселившись воскликнул бургомистр. — Музыка!
А поэт тем временем снова погрузился в размышления.
— Мой друг, — перекликая первые аккорды, произнес Шольц, — у вас на устах еще одна поэзия?
— Действительно, ваша милость, всего несколько строк. Вот они:
Истории последний штрих
Еще не приведен.
Меж тем,
В долгу я перед ним —
Слуга внизу — прилежный холоп,
Умны глаза, светлый лоб,
Мой бескорыстно чистил меч
И плащ дорожный с моих плеч.
Все говорил про своего пана,
Мол, благодарность ему и почет
Сказал: «Не считает совсем гроши,
Все ими сыплет, хоть не просим,
Хоть милостям и нет причин»…
Имя его… — погодите — Мирон?.. Марко?..
— Мартин! — воскликнул бургомистр, — мой дорогой Мартин! Он так говорил? Вот преданная душа… Погодите, он же простой лакей… Надо будет поручить ему какую-то работу поважнее…
С этими словами они и раскланялись.
Бал пленил поэта, и Себастьян уже чувствовал себя его королем… Карман приятно оттягивало серебро, камзол приятно давил на плечи, даром что был испорчен дыркой от ножа, которую теперь не скрыла бы и искуснейшая швея. А красавица, что пленила его, закружила со всеми в веселом вихре. И цвета ее платья слились с другими красками, а голос растаял в музыке и смехе.
Вино дурманило и все отдаляло, поэтому поэт его остерегся… Просвечивающие волны ее наряда, как во сне, то появлялись, то исчезали, словно призрак…
Мелодия кончилась. Наконец! Себастьян вдруг почувствовал, что мир плывет перед глазами. В голове кружилось. Возможно, рана серьезнее, чем то ему казалось? Глупости! Это другое…
