В покоях Катерина оказалась перед зеркалом в золотой оправе, которая изображала какое-то странное хитросплетение. В нем пани Даманская увидела себя в полный рост… Прекрасные до умопомрачения груди уже освободилась со своего плена и теперь дерзко вздымалась в ритмичном дыхании. Екатерина провела по ним ладонями и слегка улыбнулась. «К черту», — подумала она и несколькими ловкими движениями спустила платье вниз. «Этой ночью еще буду с ним, а потом…»
За окном послышался глухой грохот грозы, и тяжелые капли застучали по темным стеклам.
В то самое утро наступившего дня, когда Христоф ворвался во Львов, пани Даманская проснулась и сразу поднялась с постели. По привычке она должна бы сейчас позвать служанку, чтобы та принесла своей хозяйке утреннюю легкую одежду, расчесала волосы и провела к уже приготовленной ванне. Однако Екатерина не спешила касаться маленького медного звонка, который мигом пригнал бы горничную сюда. Оставив своего спящего мужа и дальше храпеть во все тяжкие из-под белоснежного одеяла, Катерина ступила несколько шагов по дорогому ковру и подошла к окну. Вся челядь во дворе уже давно выполнила всю утреннюю работу, и среди мокрых от ночного дождя жасминовых аллей не было никого, кроме каменных статуй.
Ее не увидел никто, кроме Давида и Аполлона. На лице же последних, казалось, застыла мука: почему они вытесаны, а не вылеплены Богом из глины, как тот первый человек, что Бог вдохнул ему жизнь? Минуту полюбовавшись мокрыми статуями, пани Даманская подняла глаза и взглянула выше. С правой стороны от окна украдкой выглядывали зеленеющие склоны Кальварии, сбегая к лысой, с крестом на макушке вершине солнечным утренним перелеском. За цветущим жасмином было видно Краковское предместье. Туман, что бродил по нему, предвещая жаркий июльский день, был похож на смятое одеяло, которое, казалось, оно упорно на себя натягивало, стремясь, словно утренний соня-ленивец, допить остатки сна. Однако так только казалось… Уже давно отправили службу в церкви святого Николая, в костелах Ивана Крестителя и Марии Снежной. Давно принялось за работу трудолюбивое Подзамче. Волынским шляхом скрипели возы — направлялись кто к Старому Рынку, а кто дальше — к городу. И безразлично им было, что там, в имении Даманских, стоя у окна, на них сверху смотрела голая хозяйка. В конце концов, она их и не видела. Для нее существовало только утро, полное жизни, и сочный туман. Все это хотелось проглотить, вдохнуть одним движением легких, вживить в себя всю эту красоту!
