Удовлетворенная капитуляцией, она пропустила мимо ушей последнюю часть замечания. Внимательно всмотревшись в левую половину лица, где были особенно заметны синяки и порезы, она задала очередной вопрос:
— Болит?
— Да, болит, — негромко откликнулся он. Ченс понял, о чем она спрашивает, но в ответе прозвучала не правда. Раны на лице уже заживали. То, что его терзало и мучило, было внутри.
— Сейчас помогу, — заявила она и выбежала из комнаты. Прежде чем он успел сообразить, что к чему, Дженни вернулась, зажимая что-то в кулаке.
Ченс удивленно смотрел на быстрые движения маленьких пальчиков, снимающих стерильное покрытие с двух пластинок лейкопластыря, украшенного звездами и полосами. Сунув лишнее в карман, она аккуратно взялась за краешки одного пластыря. В полном удовлетворении от проделанной подготовки Дженни подошла ближе и, прищурившись, начала выбирать, какая из ран требует первоочередной заботы.
Ченс сидел, не произнося ни слова, до глубины души тронутый тем, что маленькая девочка бережно накладывает пластырь на раны. Окончательно расправляя полоску, Дженни даже высунула язычок от усердия.
— Вот так! — воскликнула она, нежно, словно крылом бабочки, погладив результат своей работы. — Это поможет.
— Уже помогает, Дженнифер Энн, — ответил Ченс, с трудом сглотнув комок, подступивший к горлу.
Шаги, возвещающие о возвращении Маркуса, заставили ребенка выпорхнуть из комнаты. Ченс не успел моргнуть глазом, как ее уже не было. Он даже провел на всякий случай по щеке пальцем, чтобы удостовериться, что она ему не привиделась. Лейкопластырь был на месте. Ченс улыбнулся. Он очень давно не делал этого, и ощущение было странным. Пластырь, стягивающий лицо, чудесным образом подействовал на его самочувствие. Ченс начал приходить в себя, явно игнорируя сначала удивленный, а затем постепенно перерастающий в понимающий взгляд Маркуса на появившиеся на лице бело-сине-красные полоски.
— Где я должен расписаться? — спросил юноша и указал фамилию в обозначенном месте.
Дождь, начавшийся предыдущей ночью, лил весь день не переставая. Потоки воды струились по крыше дома, где жили работники ранчо, и стекали на и без того переувлажненную техасскую землю.
Ченс поднялся из легкого кресла, прошел мимо ряда пустых кроватей и подошел к окну. Он никогда не предполагал, что в такую отвратительную погоду будет тосковать по работе, но при таком состоянии духа это чувство оказалось сильнее здравого смысла.
