И, наконец, в качестве вывода из концепции Чаверо можно привести высказывание, имеющее, пожалуй, отрицательный и пессимистический характер:
«Сколько бы мы ни старались доказать, что нагоа имели великую философию, были деистами и придерживались концепции бессмертия души, во что мы раньше верили, мы вынуждены, однако, признать, что их цивилизация, вытекающая из той социальной среды, в которой она развивалась, не достигла такой высоты. Их боги были материальны; вечный огонь представлял вечную материю; люди были детьми, созданными их отцом — Солнцем и матерью — Землей; фатализм представлял собой философию жизни...»{[70]}
Такова интерпретация философии нагуа, данная Чаверо. Он совершенно определенно утверждает ее существование, но, применяя, вероятно, к нагуа в какой-то степени свои позитивистские убеждения, он делает их материалистами, не обращая внимания на то, что вступает в явное противоречие с позитивистским тезисом о трех стадиях развития и с самой историей, показывающей, что народам древности свойственно такое миропонимание, которое тяготеет к анимизму, теологии и метафизике. Поэтому, несмотря на наше признание заслуг Чаверо, мы не можем квалифицировать его интерпретацию мысли нагуа иначе, как поверхностную и малообоснованную. Дело в том, что источники, к которым он прибегал, были неполными. Для Чаверо, как и для Ороско и Берра, оказались недоступными документы на языке нагуатл, продиктованные информаторами Саагуна, где, как мы подробно покажем, заключена глубокая философская мысль, которую ни в какой мере нельзя квалифицировать как «материалистическую». Прежде всего Чаверо принадлежит заслуга в том, что он указал на тему, достойную изучения, тогда как сам он, введенный в заблуждение собственным позитивизмом и фантазией, смог лишь дать неполное и малообоснованное изложение.
Вальверде Тельес
Опираясь на те же немногочисленные достоверные данные, но намного осторожнее, чем Чаверо, первый историк философии Мексики Д. Эметерио Вальверде Тельес посвящает три короткие страницы своих «Исторических заметок» тому, что он называет «философией до завоевания». Осторожно высказывая свои идеи, он утверждает, что среди древних мексиканцев существовали философы. «Мы не сомневаемся, — говорит он, — что мексиканцы, будучи людьми способными к рассуждению, до завоевания имели своих философов. Трудно предположить, чтобы их философия совершенно отличалась от их религиозных идей, с одной стороны, и от астрономических и физических идей, с другой»{[71]}.
