С одной стороны, как археологические памятники, так кодексы и хроники древних миссионеров и историков говорят о бесчисленном множестве богов; среди них выделяются боги — покровители группы Гуитцилопочтли, Камахтли и т. д., которые, хотя и представляли собой одно божество с различными именами, вызывают немалое замешательство у тех, кто пытается создать родословную богов в сложном нагуаском пантеоне, где мифы сильно переплетаются, смешиваются и наполняются местным колоритом.
Общераспространенная религия нагуа была не только политеистической, но во времена последнего правителя Мотекуцома даже приняла в силу глубокой веротерпимости многих богов других народов и провинций, для которых был построен особый храм — Коатеокалли (дом различных богов), входящий в большой Теокалли Теночтитлана, поэтому с каждым днем стало расти число божеств, которым там в той или иной форме поклонялись. Отец Дуран в своей «Истории» говорит об этом следующее:
«Правителю Монтецума показалось, что необходим храм, посвященный тем идолам, которым поклоняются на этой земле, и, движимый религиозным рвением, он приказал построить его; он был построен в пределах храма Витцилопучтли, на том месте, где теперь находятся дома Асеведо; назвали его Коатеокалли, что означает «Дом различных богов», так как боги всех селений и провинций были там собраны в одном зале, их было столько, таких размеров и видов, сколько смогли увидеть их поваленными те, кто ходил по этим улицам и домам...»{[204]}
Но наряду с этой народной религиозностью, в которой, как говорил Касо, существовала «тенденция к преувеличению политеизма»{[205]}, у нагуа существовала и другая форма — экзотерического, или, вернее, философского знания, — которая путем рационалистических поисков пришла к открытию проблем в том, что народ принимал и во что верил. Различные тексты нагуа в поэтической форме выражают некоторые первые трудности и вопросы, рационалистически поставленные тламатиниме. Сознавая, что они пытаются получить знания «относительно того, что стоит над нами, относительно потусторонности»{[206]}, они сравнивали свои знания, которые сегодня мы назвали бы метафизическими, с идеалами истинного, по разумению человека, знания, в результате чего у нагуа и возникло одно из самых глубоких сомнений, которое может возникнуть у мыслителя любого времени:
Неужели мы говорим здесь что-нибудь истинное?
Это лишь как сон, мы лишь просыпаемся от сна,
это говорим лишь здесь, на земле...{[207]}
