Успокоившееся было стрелецкое море, вновь всколыхнулось.
— Невместно всем вам в думе быть. Несите завтра челобитные на обиды свои, да челобитчиков сами выберите, кто за вас пред государем стоять будет. — Сказал патриарх.
— Любо ли вам стрельцы, что бы я стоял за вас перед государем? — Крикнул тут в толпу Хованский. — Любо?
— А я вам выставляю вино у Москвы-реки! — Вышел на передний план Василий Голицын. — Любо?
— Любо! Любо! Будь княже за нас. Будь нашим воеводой! Идем за Москву-реку на двор к Нарышкиным, сыщем воров!
Толпа отхлынула от крыльца и большая часть стрельцов подалась в сторону Спасских ворот. Всё царственное семейство начало через разные двери с крыльца возвращаться во дворец. Милославские пошли в центральный вход на задний двор и через него в терем царевен, а Нарышкины с немногочисленными союзниками повернули в сени Грановитой палаты. Хотя у меня самого начался небольшой отходняк, но "передать управление" Петру я не решился. Ребенка-царя события сегодняшнего дня так напугали, что он все ещё не решался показаться. Царица же крепко держала меня за руку и боялась отпускать. Так и прошли до её палат по разоряемому дворцу. Многолюдные, по памяти Петра, царские хоромы поражали меня пустотой. Все дворовые попрятались. Служки и челядь сидела в подклетях тише воды, ниже травы. Ни бояре, ни сыны боярские и дворяне, в последние дни толпившиеся у Постельного крыльца, стремясь попасть во дворец к новому царю, сегодня даже в Кремль не пришли. По всему дворцу разносились крики стрельцов ищущих своих недругов и празднующих победу. Взглянув на мать, мне захотелось сказать ей что-то ободряющее, но побоялся. Местное наречие я понимал сносно, а разговаривать хорошо мог только при помощи Петра. В её палатах поднялись сразу в спальную горницу. Там из угла к нам метнулась какая-то старушка. Запричитала, заохала. Я не прислушивался, да и царица, не говоря ни слова, легла на перину.
— Петруша, посиди со мной.
Я сел на низкую лавочку рядом с кроватью. Матушка лежала на спине, глядя в потолок. Глаза её были полны слёз, но царица сдерживала рыдания. Красивое волевое лицо её почернело от пережитого. Но растерянным оно никак не выглядело, напротив, казалось, что государыня не столько сожалеет о гибели родственников, а более ищет, как спасти себя и сына своего. Вспомнилось ещё из школьного курса прозвище матери Петра — Медведица. Действительно, как загнанная в угол медведица, которая еще вчера казалась добродушной и простой, сейчас ожидает лишь удобного момента пустить в ход свои когти. Повинуясь внутреннему сочувствию к этой чужой мне женщине, я взял её руку и стал робко гладить. Рука матушки легко дрогнула, но она не повернула головы, оставаясь также лежать на кровати. Внутри сознания встрепенулся Пётр. Меня обдало волной нежности к матери, которая шла от него. Не в силах сдержаться царь приник к родной руке и тихо заплакал. Я же убедившись, что ребенок готов опять руководить нашим телом, малодушно нырнул в "подсознанку".
