Словом, затолкал Герасим своего Муму в мешок и пошёл на реку наказывать за вредность, то есть топить и тоже насмерть. А кобелёк сметливый был, словно немецкий овчар, да и от хозяина ума набрался за время совместной жизни. То есть заранее догадался о своём смертном часе. Поэтому ещё в мешке притворился мёртвым, мол, издох с горя от разрыва сердца.
Вытряхнул Герасим из заплечной тары нерадивого пса, подивился его скорой смерти, репу свою почесал и говорит над усопшим трупом:
— Вот и настал укорот твоей собачьей жизни, идол. Правда до времени, я ещё подумал бы, топить тебя или нет? Может, попугал бы и всего делов. А теперь-то что? Ладно, полежи пока в холодке, а я за лопатой отойду. Похороню тебя по уставу жизни, пока перелётная птица не склевала.
Ушёл Герасим заступ искать, а когда шаги хозяйские стихли, Муму враз оклемался и дал дёру в лес, только его и видели те же вороны, как свой съестной припас и дармовое угощение. Долго таился Муму в зарослях, опасаясь погони, пока не прибился к волчьей стае, понравившись своею молодой выправкой матёрой волчице, которая даже впустила его в своё логово, а со временем и вовсе понесла от Муму весёлое потомство, с цепкой волчьей хваткой и увёртливым собачьим умом.
Года не прошло, как новоявленная стая положила в округе свой порядок. Другие лесные собратья дорогу уступали, а народ даже индюка без присмотра пшеничку в поле поклевать не пускал, не то что стадо на выпас без пастуха, а не то и двух. Однако, Муму не лютовал, а простой хозяйский порядок устанавливал, сам приученный ещё Герасимом к справедливой дисциплине.
А всё же не забыл обиду памятливый кобель, не простил Герасиму попытку ликвидации путём утопления в реке. Но лишать жизни или делать одноногим инвалидом своего бывшего хозяина не стал. А просто взял с собою трёх самых лучших охотников из стаи и тёмной ночью привёл на подворье Герасима, где ему был ведом каждый закуток и любая дырка в заборе. Вот и проникли скрытно и без шума за ограду Герасимова хозяйства, а там и до хлева рукой подать. Умеючи зарезали овцу с телёнком, а всех задушенных курят и утят перенесли под крыльцо, где когда-то сам Муму рыбку потрошил. С тем и ушли, насладившись непыльной охотой и холодной местью.
Утром Герасим подсчитал убытки, а когда нашёл под крыльцом непотрошеную домашнюю птицу, понял от кого такой подарок хозяйству. И рыбку вспомнил, и пропавшего возле реки пса. Тогда собрал он ближайших охотников с ружьями и учинил облаву на волков в ближайшем лесу. Однако убежал зверь от ловца. Ни в ближних буераках, ни в дальних засеках волчий след не обнаружился. Так что Герасим неволей смирился с победой когда-то домашнего кобеля над людской дурью. Нехотя, но смирился.
