— Ага, говорят, миллионов шесть-семь захоронено!
— И кладбище рядом. Знаешь, Жанн, какие у них офигенные кладбища! Прямо города целые. Памятники — как дома! Заходи и живи.
— Склепы, дубина!
— Ну, склепы, дома — какая разница. Главное — зайти можно, в окна заглянуть.
— Заглядывал один такой — получил по гляделкам…
— Это, наверное, кладбище Монпарнас или Монруж, — припомнила я. Надо же было ответить этим двум эрудитам. — Там, между прочим, Бодлер похоронен, Мопассан с Сартром. А еще Огюст Бартольди.
— Это еще что за монстр из Монстропулуса?
— Это не монстр, а автор Статуи Свободы.
— Иди ты! Той, что на Манхэттене?
— Ну да.
— Клево! Я бы еще в Бастилию сползал, — поделился мечтой Кеша. — Жаль, разрушили. Там еще Жан Маре сидел, и маски такие прикольные узникам выдавали…
— Железные!
— Но-о… Типа, щёлк — и на замочек специальный. И до самой, значит, свадьбы…
— Смерти, дубина!
— Ну, смерти… Все равно долго! Там же чешется все! Как можно не снимать столько лет? А если курить охота или высморкаться? Я вон в гипсе три недели ходил — и то, блин, умучился.
— Ноги под Трамвая нечего было совать.
— Под трамвай? — испугалась я.
— Да не-е… Трамвай — это у нас жлоб один. Здоровый такой! Может двадцать пирожков за раз сшамать. Ну и кликуха соответствующая — Трамвай. А этот балбес подножку ему поставил — под центнер этот ходячий. Трамвай, конечно, хряпнулся, но и колено нашему куренку попортил.
— Сам ты куренок!
— Пошел ты!
— Сам пошел… — Кеша покосился на ручные часы и ойкнул. — Слушай, нас олдеры точняк прикончат. Вон сколько уже шатаемся.
Взглянув на меня, Гоша смущенно колупнул в ухе.
— Сама-то где остановилась?
— Пока нигде. У меня родители здесь живут, у них квартира своя.
— Круто!
— Да ничего особенного…
— Но ты смотри. Если получится, забегай в «Старую Шляпу». В десять мы там уже засядем. А так-то мы в «Сан-Мари» остановились.
— «Сан-Мэри», — поправил Кеша.
— Мари — Мэри какая разница! Лучше телефон Жанне запиши…
Кеша на клочке бумаги старательно прописал номер.
— Это мой сотик, звони, если что.
— И просто так звони. Что мы, не люди? По Парижу покрутимся, на кладбищах посидим…
В эту минуту они показались мне такими смешными и такими чудесными, что пришлось чмокнуть того и другого в щеку. Кеша немедленно покраснел, Гоша растерялся.
— Ты звони, — чуть ли не жалобно повторил он. — Покалякаем.
— Обязательно, — пообещала я.
