На самом деле его не заботило, что думает доктор Янц. Ему хватало собственных мыслей, пока он следил за телом Джин, спускающейся по лестнице.
Но нужно было ответить.
— Конечно, я не откажусь от такого шанса. Нет, я могу пойти туда в полдень, если ему это подходит.
Джин исчезла.
— Спасибо, доктор, — сказал Чарльз. Нет, сейчас у меня нет на уме ничего другого. Совсем ничего.
Это была правда. В данный момент на уме у него уже ничего не было.
Чарльз повесил трубку. Так значит, Майерс хочет увидеться с ним. Нет причин отказываться. Образцовые пациенты всегда готовы к содействию.
Он пошел вниз, и, поскольку его никто не видел, попробовал изобразить походку Джин. Интересно, что это такое — быть веселой девочкой?
Он улыбнулся, покачал головой и перестал двигать бедрами. Образцовые пациенты так себя не ведут.
Кроме того, на кухне была Джин.
Когда Чарльз прислонился к дверному косяку, она сидела за столом и пила кофе. Газета лежала около сахарницы. Джин смотрела на Чарльза так, что Чарльз покачал головой. Ясно было, что эта нахальная девчонка привыкла к восторженным взглядам.
Он кивнул на плиту.
— Как насчет кофе?
— Угощайся.
Чарльз взял одну из чашек, стоявших на полке, налил кофе. Отнес чашку на стол. Сел напротив Джин, сделал глоток.
Она оторвалась от газеты.
— Эй, ты клево выглядишь. Собираешься встретиться со своей девчонкой?
Такого оборота он не ждал. Осторожно поставил чашку на стол.
— Девчонкой?
Джин кивнула небрежно, но глаза ее были внимательны.
— Я видела, она подвезла тебя домой прошлой ночью. Вот это сервис!
— Где ты была?
— О, я припарковалась дальше по улице, с Маком.
Счастье еще, что он решил подождать и вышел через заднюю дверь, когда отправился звонить. Хорошенькая девочка, но у нее слишком длинный нос.
— А как ее зовут? — спросила Джин.
— Неважно.
— Секрет, так?
Нет, не так. Лучше не позволять ей думать о каких-то его секретах. Длинный нос.
Он пожал плечами.
— Ладно. Ее зовут Терри. Терри Эймс.
Теперь Джин отложила газету, собираясь поболтать. Есть только один способ предотвратить это — потянуться за газетой самому.
Лишь когда он положил руку на лист, он вдруг понял: газета - в ней должна быть заметка...
Он постарался, чтобы его жест выглядел небрежным, но это далось ему не без усилия. А как иначе? Какой-нибудь дешевый актеришка выступает в паршивой пьесе, а потом сидит всю ночь, поджидая утренние газеты, — лишь для того, чтобы прочесть глупые отзывы о себе. А чье выступление важнее — этого актеришки или его? Ему есть за что беспокоиться. Критики, которые будут копаться в его работе, могут и погубить его.
