– Мисс Смит, вы страшно исхудали и ужасно бледны. Я должна спросить: у вас туберкулез?
– О господи, нет, со мной все в порядке, – уверила Альва. – Просто нервничаю перед свадьбой.
– Но нельзя же забывать о еде!
О еде Альва помнила всегда – во снах она видела дымящиеся пироги с мясом, жаркое с соусом, свежайшие пирожные… Чтобы, проснувшись, столкнуться с суровой реальностью в виде одного-единственного яйца или тарелки каши, слабенького кофе и ворчания Джулии:
– Зачем только этому ребенку надо было умирать?
Альва ее ругала:
– Нельзя думать только о себе, ты должна ее пожалеть.
– Что толку ее жалеть – она ведь уже мертвая. А я хочу есть. Дома все время холодно. Весь уголь уходит на папину комнату.
– Ты предпочла бы, чтобы твой больной отец замерз?
– Мы прокляты, – не унималась Джулия. – Раньше мы жили так хорошо, а теперь мне приходится спать в одной кровати с Дженни в комнате, где изо рта идет пар.
– Но ведь вдвоем спать теплее.
– У нее нос свистит. Почему все неправильно? Когда папа поправится? Он ведь не умрет, правда? Я не переживу, если он умрет. Это нечестно.
У Альвы не было сил терпеть все это еще три месяца. Она могла бы попросить Уильяма выделить ей часть средств, которые будут причитаться ей в будущем, – он, безусловно, не откажет. Но ведь она и так терзалась, оттого что выходит замуж по расчету, – просить у него помощи еще до того, как она станет ему принадлежать, было чересчур. Однако обращаться к мистеру Изнаге или дальним родственникам ей тоже не хотелось. Отцу это было бы неприятно, да ей и самой не хотелось, чтобы посторонние мужчины решали ее проблемы. Альва совершенно не походила на тех представительниц своего пола, которые предпочитали оставаться беспомощными. Знатные дамы, судьбы которых мало отличались от судьбы перышка в порывах ветра, ее не привлекали. Она сумеет помочь себе сама.
Чтобы сэкономить на угле, отец оставался в постели, окруженный грелками, подушками и стегаными одеялами. Когда Альва вошла, он лежал на левом боку (доктора сказали, что это способствует кровообращению), открыв рот, в котором на месте коренных зубов темнела пустота. Даже во сне он дышал с трудом. Альва поставила поднос на бюро и услышала, что отец проснулся.
– Любовь моя, это вы?
– Это Альва, папа, – сказала она, поворачиваясь к нему. – Я принесла вам ленч.
Он приподнялся на локте.
– Можете передать отцу, что я согласен. Я сделаю, как он велит.
– Папочка, о чем вы говорите? – Пустая бутылочка от страмониума
