Порядочная женщина - Тереза Энн Фаулер

Когда ее спрашивали о Вандербильтах и Белмонтах, о торжествах и бесчинствах, особняках и балах, тяжбах, предательствах и размолвках – когда спрашивали о причинах ее шокирующих поступков, Альва отвечала, что началось все очень просто: жила-была несчастная девушка – мать ее умерла, а отец угасал с той же скоростью, с какой таяло его состояние. Летом 1874 года в свои двадцать два она чувствовала себя созревшим плодом, которому суждено сгнить на ветке, если никто его не сорвет.

– Барышни, никуда не уходите, – предупредила миссис Хармон восьмь юных леди в скромных дневных платьях и соломенных шляпках, что покинули уют двух экипажей и столпились на входе в трущобы точно выводок утят.

Людей в этом квартале было очень много, а места мало, полуденный зной полнился резким запахом конского навоза, покрывавшего брусчатку на узких улицах. Проходы меж домов завалены старыми матрасами, обломками мебели и ржавыми консервными банками. Неподвижный воздух – мутный из-за угольной сажи. На целый квартал – от Брум-стрит до Гранд-стрит – от окна к окну тянутся веревки, увешанные безжизненно поникшим бельем. Казалось, даже дома не могут стоять ровно и проседают.

– Никуда не уходить? – подняла бровь Армида, сестра Альвы. – А куда, по ее мнению, мы могли бы здесь пойти?

– Как куда – к дьяволу, конечно, – отозвалась одна из девушек. – Как и все местное население.

Остроумный ответ принадлежал мисс Лидии Рузвельт, из ойстер-бэйских Рузвельтов[2], кузине или племяннице (Альва запамятовала) одной из учредительниц благотворительного общества. Стоит ее спросить – она перескажет всю родословную Рузвельтов в мельчайших подробностях. Само собой, Альва спрашивать не собиралась.

«Местное население» составляли изможденные девушки и женщины, которые сновали туда-сюда с какими-то узлами, старики, сидящие на ступеньках домов или подпирающие стены, и множество играющих на улице ребятишек, большая часть босиком – детей грязнее Альва в жизни не видела.