?
[13] А уж ее родословная…
Уильям пригласил Альву присесть на скамейку, и она попробовала завести с ним беседу.
Она: «Как вам нравится эта новая игра – лаун-теннис? Держу пари, вы в ней очень хороши». (Похлопать ресницами. Улыбнуться.)
Он: «Я и вправду играю в теннис и, кажется, довольно неплохо. Хотя сейчас для него слишком жарко. Зато для яхтинга самое время».
Она: «Вы долго жили в Лондоне? А в Париже? Parlez-vous français?»[14] (Долго. В Женеве. В школе.)
Он: «У меня страсть к лошадям – разводить их, устраивать скачки. Согласитесь – просто невероятные животные». (Она – молча – не согласилась.)
Однако Уильям, похоже, не получал от беседы никакого удовольствия. Он тер глаза. Чихнул, достал платок и вытер нос. У Альвы сводило от волнения живот. Ей казалось, они целую вечность сидят в лодке, попавшей в водоворот. Улыбка словно приклеилась к ее лицу. Наконец она выпалила:
– Мне очень не нравится вам такое говорить. Но на днях я кое-что слышала. О мисс Фэйр. И лично мне хотелось бы знать подобное о леди, прежде чем становиться ее другом. – Брови Уильяма заинтересованно поползли вверх, и Альва продолжила: – Судя по всему, она вступила в… довольно близкие отношения… с молодым человеком, который работает на ее семью.
– Неужели?
– С конюхом. – Брови Уильяма поднялись еще выше. Альва прибавила: – Так мне сообщили. Я не знаю, правда ли это, но…
– У меня были некоторые сомнения насчет мисс Фэйр, – сказал он и снова чихнул. – Это только их подтверждает.
– Я очень не люблю распространять слухи, но в данном случае…
– Мисс Смит, – перебил ее Уильям и положил перчатки на скамейку.
Снова взял их в руки. Положил обратно. Похлопал по ним.
– Мисс Смит, – повторил он. – У Корнеля, моего старшего брата, трое детей. У Маргарет, старшей сестры, – четверо. У моей младшей сестры Эмили – один, и – с вашего позволения – второй вот-вот появится.
– Как много у вас племянников, – заметила Альва. – На праздниках, должно быть, очень весело.
– Это правда.
– И я уверена, что ваше присутствие делает их еще веселее, – выдала она самым подобострастным тоном.
Уильям снова поднял перчатки со скамейки и сжал в руках.
Опять чихнул.
– Мне кажется, это, – он прижал к носу платок, – все цветы на вашем платье.
– Ах, прошу прощения, – воскликнула Альва, принялась обрывать цветы с подола и отбрасывать подальше.
– Прошу вас, не надо, – махнул он рукой в ответ на ее извинение и отодвинулся на дальний конец скамейки. – Я хотел уточнить – как я понимаю, ваш отец сейчас испытывает некоторые затруднения.
