В этой зрелой, изящной, прекрасной женщине было нечто столь чарующее и при этом очень светлое, словно сад, где царит солнце, что ему открылось все, чего он прежде в себе не знал и не замечал; оказалось, все это было занято прежде чем-то неважным и, наполнившись с ее появлением, зрело, чтобы излиться. Каждая мысль менялась, словно от прохлады отрезвляющего пробуждения, а маленькие таинственные волны, набегавшие из глубин его существа, напевали забытые песни жизни. Эта беззвучная музыка звучала в них обоих, поднимаясь в каждом из них из глубины души на поверхность, к лицу, и Нуран, волнуясь, чтобы не обнаружить своих чувств, выглядела печальнее, чем была; Мюмтаз — напротив, пытался в волнении скрыть свою природную стыдливость и выглядел чрезмерно смелым и беззаботным.
Любовный опыт, имевшийся у Мюмтаза до этой встречи, не заходил дальше нескольких пустых приключений и нескольких дружеских связей, свидетельствовавших, скорее, о его стремлении отдаться на милость всем ветрам. Все эти связи представляли собой различные поверхностные проявления не столько того, что входит в жизнь мужчины с появлением женщины, сколько его собственной скуки и мелких желаний, иными словами, то была цепочка небольших интрижек и незначительных увлечений. Можно сказать, что он еще не ощущал подобных потребностей и никогда не мечтал ни о чем подобном. Отношения с женщиной представлялись ему в виде дружбы с Маджиде, в виде нежности со стороны тетки, в виде того, чего он лишился со смертью матери прежде, чем оказался в доме Ихсана, и в виде того, что было обретено благодаря и тому и другому.
А сейчас он смотрел на красоту Нуран другими глазами — она казалась ему выше всех этих интрижек, желаний, страстей и привычек, ему казалось невозможным провести жизнь рядом с такой необыкновенно красивой женщиной. Он смотрел на ее лицо и руки с дерзостью, которую вселяло в него отсутствие надежды и которую он никак не мог назвать. Нуран пыталась избежать его дерзких взглядов. От каждого его взгляда она чувствовала себя неловко, будто ее застали неодетой, и пыталась скрыться под воображаемым панцирем, а чтобы спрятаться от этого мужчины, сидевшего перед ней, то и дело открывала сумку и пудрилась. Короче говоря, оба чувствовали, что они созданы друг для друга, и сердца их вели беседу друг с другом.
Просторы Ускюдара под воздействием лодоса превратились в прекрасный сад, устроенный вечером прямо на воде. Казалось, будто море под гладью волн от Девичьей башни до самой шири Мраморного моря было выложено чеканными медными табличками, усыпанными сиявшими драгоценными камнями. Иногда эти медные таблички, казалось, плавали на поверхности, составляя плоты из драгоценных камней, а иногда, как на примитивных картинах, вздымались большими алыми волнами, наполненными стремлением единения со Всевышним, томясь по свету, подобному Господней славе, мерцавшему из морских глубин.
