Так он пошел и на этот раз. Сначала понаблюдал за голубями. Потом не выдержал и покормил их. Пока он кормил их, какой-то внутренний голос шептал ему, чтобы он попросил что-то у Аллаха, как в детстве. Но Мюмтазу теперь не хотелось смешивать размышления о Боге с повседневными заботами. Аллах должен был остаться источником, не испорченным в человеке, надежным, далеким от любого практического опыта, который дает единственное — силу, чтобы перетерпеть жизненные сложности. Мюмтаз рассуждал так не только для того, чтобы противостоять ложным суевериям, которые оживают в каждом человеке в трудные минуты и которые с некоторых пор бросили тень и в его душу. Ему хотелось остаться преданным идеям, которые он имел с некоторых пор. Примерно месяц прошел. Один его приятель, испытавший в жизни глубокие потрясения, рассказал, какое в нем возрастает отвращение к обществу и как постепенно ослабевают его связи с окружающим миром. В нем все кипело. «Нет никакой жизни и нет никакой возможности жить!» — провозгласил он.
Тогда Мюмтаз попытался объяснить другу как мог, что обнаруженные им связи между тем, что в окружающем мире переживается вынужденно и неизбежно, и ударами судьбы, которые касаются только его самого, на самом деле никакого смысла не имеют.
— Мы не должны сердиться на небеса, если в жизни что-то не складывается, — сказал он. — Всегда что-то может пойти не так из-за мелких ошибок — наших и наших ближних, по стечению обстоятельств. Может не везти даже нескольким поколениям. Это ощущение, что все не в порядке, не должно менять наше отношение к нашим внутренним ценностям. Если смешивать одно с другим, то останешься ни с чем. Мы даже победы свои не должны приписывать богам. Потому что в списке возможностей есть и поражение. Какая связь между затянувшимся судебным процессом твоего дяди и нашим историческим правом на земли нашей родины? Какая связь между тем, что твоя сестра не замужем, и утренним азаном, что читается каждое утро в мечети Сулеймание, а также тем, что все мы рождены от отцов-мусульман? И какая связь между маклером по недвижимости, который обманывает вас за ваши же деньги, и ценностями, которые составляют наш внутренний мир, а еще великой реальностью, которая создает из нас — нас самих? Даже если эта реальность в конечном счете определена обществом, мы должны не отрекаться от себя, а должны прилагать усилия, чтобы менять общественные условия. Конечно, есть страны, жители которых счастливее нас. Естественно, что после двух с лишним столетий поражений и провалов и мы будем чувствовать себя обломками еще не нашедшей своего нового пути империи, и ощущать это не только в ходе своей жизни, но и физически, всем нашим существом. Но разве отказываться от этих страданий не означает признать еще большее поражение? Собственную родину и свой народ любят за то, что это — своя родина и свой народ; о религии спорят как о религии, принимают либо не принимают ее, но вовсе не из-за льгот, которые она привносит в нашу жизнь.
