— Хорошо, ну а воля? — Нуран неопределенно махнула рукой. — Я имею в виду конкретные поступки. Попробовать себя в большом деле.
Мюмтаз ответил:
— Не бывает больших путей либо маленьких. Есть лишь наше движение по пути и наши шаги. Мехмед Завоеватель взял Стамбул в двадцать один год. Декарт создал свою философию в двадцать четыре года. Стамбул завоевывали лишь однажды. «Рассуждения о методе» тоже пишут лишь однажды. В мире миллионы людей, которым двадцать один или двадцать четыре года. Что же, им умереть, раз они не Завоеватели и не Декарты? Пусть живут полной жизнью, и этого достаточно. То есть величие того, что вы называете большим делом, — в нас самих.
Почему-то при этих словах вид его выражал сомнение.
Нуран внимательно посмотрела на молодого человека:
— А действие, разве вы не говорите о действии?
— Говорю, конечно… Каждый должен что-то делать. У каждого своя судьба. Как сказать, я люблю жизнь, и мне нравится усложнять свою судьбу, добавляя к ней что-то из внутреннего мира. Например, я люблю искусство. Мне кажется, оно позволяет нам увидеть приятный лик смерти, который проще всего принять. Очевидно одно: жизнь может быть такой же прекрасной, как произведение искусства. Когда я это обнаружил…
— Например?
— Например, Шейх Галип[69]… Он умирает в молодом возрасте, в самом расцвете сил. Он прошел такую подготовку в ордене, которая сама по себе является мудростью. Это обучение убило в нем очень много плохого, много вредных вещей. После этой подготовки у него уже не было в жизни ни утра, ни ночи. Все его действия — один спокойный вечер, отныне они состоят из игры лучей света, из преданности любимым занятиям. Или, например, Деде. У него около тысячи произведений. Мы смотрим на его жизнь; да, была какая-то жизнь. Однако она совершенно не важна.
— А разве само время не помогает им?
— Конечно, помогает. Но ведь эти люди — исключения, а исключения находятся как бы над эпохой. Можно сказать, что такой человек живет как бы над всеми условиями среды. Например, ни одному из нас не приходит в голову сделать мир лучше. А между тем вашему соседу Вани Эфенди[70] такое в голову пришло, и он принялся экспериментировать с покоем и благополучием людей. Его сразила безысходность… Тайну жизни первыми открыли те, кто сохранил преданность своей душе. А остальные, мне кажется, обманывают сами себя…
Мюмтаз огляделся по сторонам, будто ему хотелось прекратить этот путаный разговор, в который он вступил против собственной воли. Вечер уже затянул свой бескрайний
