Четыре дня мы сидели в Ван-хурэ, ожидая приказаний генерала, который находился якобы в 160 км от нас, отдыхая с дивизией где-то на берегах Селенги после неудачного нападения на Троицкосавск.
Ходили слухи, что барон тяжело ранен и вся дивизия возвращается назад в Ургу.
В это время приехал посланец от генерала, с приказом есаулу тотчас же появиться в дивизии. В этом приказе упоминался и я.
XXII. В ЛАГЕРЕ «КРОВАВОГО ГЕНЕРАЛА»
Тронулись мы сразу, и только ночная тьма вынудила нас заночевать в первой встреченной юрте. Назавтра продвигались мы берегом Селенги, называемой бурятами рекой смерти. Название это совершенно обоснованно, потому что ежегодно грязные и быстрые её воды поглощают сотни людей и тысячи голов скота. Благодаря разливам реки, её берега становятся самой плодородной почвой в Монголии. Долина реки Керулен занимает второе место по урожайности. Поэтому наши кони брели по брюхо в высокой и сочной траве.
На берегу реки часто видел я чёрных аистов с красными клювами; они являются в этой стороне обычным явлением, как и лебеди.
Благодаря подсказкам татар, солдат, составляющих охрану интендантства барона, отыскали мы его командира, поручика Баранова, личного приятеля есаула Безродных. Вид интендантства был импонирующий. Целые стада коней, верблюдов и волов паслись в степи, караваны верблюдов несли на север мешки крупы и муки, а на площадке в уединённой долине Селенги, между горами, громоздились груды ящиков, укрытых палаточной тканью. Поодаль, в берёзовой роще, были установлены юрты, занятые администрацией и солдатами.
Несмотря на проливной дождь, на следующий день тронулись мы дальше и спустя несколько часов оказались в лагере полевой жандармерии, откуда, после проверки документов, двинулись мы дальше в сопровождении нескольких солдат, чтобы предстать перед лицом командующего дивизией, барона Унгерна, называемого здесь «Дедушка». Теперь мы встречали на каждом шагу кавалеристов в монгольских костюмах, которые отдавали нам честь и освобождали дорогу.
Наконец, выбрались мы на обширную поляну на берегу Селенги, окаймлённую столетними соснами, где простирался военный лагерь и горели костры. В стороне стояла небольшая палатка, над которой трепетала на ветру шёлковая жёлтая хоругвь с эмблемами Чингис-хана — это было жилище генерала. В лагере царило движение: были видны несколько офицеров и ординарцев, разносящих приказы в разные стороны. Спустя некоторое время есаула Безродных вызвали к генералу, а спустя полчаса прибежал есаул, спешно вызывая меня к командующему дивизией.
