— Что-то ты сегодня бледный, Василек, — заметила Женя, вглядываясь в лицо брата.
Но тот в ответ лишь пожал плечами, всем своим видом показывая, что не понимает, о чем она.
Вас был болен давно и считал, что имеет право не говорить о своем здоровье чаще, чем необходимо. Болезнь и так стала постоянным фоном его жизни.
— Так что ты говорила про смысл? — спросил он.
Женя не хотела излишне давить на брата и позволила ему перевести тему:
— Я говорю о том, что жизнь, которую я знаю, бессмысленна. То есть не так: лично я не нахожу в ней смысла. Но я и не верю, что мир это глухая, бездушная машина по денежно-валютному обмену. А если так… Я как представлю, что все дни будут и дальше похожи один на другой, а я не встречу ни одного настоящего чуда… мне становится жутко, Вас.
— Зато у тебя есть твои живые сны, — попытался ободрить ее брат.
Женя пожала плечами:
— Эти сны не снились мне уже несколько месяцев. Мне начинает казаться, что я все это себе напридумывала. — призналась она. — Наверное, это были просто сны.
— Ничего подобного! — возразил Василий, — это не обычные сны, они ведь реальны!
— И обычные сны иной раз кажутся реальными, — возразила Женя.
— Но ощущения, Жень, они ведь как настоящие! Их не перепутаешь. — Упорствовал он.
— Ну и что? Это уже неважно, раз они перестали сниться.
Василий смотрел на нее с сочувствием. Он не знал, как еще подбодрить сестру.
Матери у них были разные, а отец — один. Внешне Вас был очень похож на него: брюнет, с яркими и выразительными зелеными глазами. Хорошо, что душой Вас был совсем другим.
Как только выяснилось, что Вас неизлечимо болен, папина любовь сменилась безразличием. Сын не оправдал его надежд.
Снова улыбаться Вас начал совсем недавно — после того, как Женя вытащила его из больницы и отвлекла от мыслей об отце, который ни разу не навестил сына.
Женю отец бросил еще раньше.
— Ладно. Пора спать, — сказала она, убирая со стола.
— Ты иди, а я еще немного посижу. — Вас не хотел, чтобы сестра видела, как ему тяжело вставать. Пока еще мог, он старался ходить сам.
Сколько он себя помнил, они с сестрой всегда оставались отчаянными оптимистами, оба верили: непонятно как, неизвестно каким образом, но все обязательно будет хорошо. Вас не хотел, чтобы Женя заметила, что ему становится все хуже и хуже. Зачем отягощать ее тоской и унынием, причин для которых им обоим хватало?
— Не засиживайся, — сказала Женя и ушла в свою комнату.
На душе у нее было муторно. Таял ее родной Василек, отцветал, становясь собственной тенью. И она больше ничего не могла для него сделать.
