На одном из пуфиков сидел мужчина с кальяном в руке. Такие штучки я раньше видел только в мультфильмах. Я плохо различал детали, так как шторы были плотно задернуты и в комнате царил полумрак. Но каждый раз, когда этот человек склонялся над своим агрегатом, дым, проходя через воду, вызывал там какое-то неприличное бульканье.
— Это Дэнни Бойд,— сказала одалиска.— На мой взгляд — это пошляк с извращенным умом, но, наверное, вам от него что-то нужно?
— Вы действительно Осман-бей? — с любопытством спросил я.
Мужчина заботливо потрогал редкую бороденку, которая, казалось, вот-вот отклеится. Отблеск интереса зажегся в его черных глазах.
— Присаживайтесь, мистер Бойд,— сказал он, указывая мне на один из пуфиков.
Я неловко уселся и замер, ожидая, пока он затянется очередной раз из своего наргиле.
Чтобы дым прошел по всем закоулкам прибора и попал в рот, нужно, оказывается, немало времени. Я воспользовался им, чтобы внимательно рассмотреть этого человека. На нем был скверный черный парик с длинными жирными волосами, голубая шелковая рубашка, скрывающая громадный живот, и желто-зеленые панталоны в обтяжку. Голые стопы у него были длинные и тонкие, как у женщины. Серебристый лак покрывал ногти. В целом он имел вид страдающего одной из тех болезней, о которых не принято говорить вслух.
— Я Осман-бей,— выпуская, наконец, клуб ароматного дыма, объявил он таким тоном, как будто произносил откровение.— Добро пожаловать в мой дом.
— Премного благодарен,— пробормотал- я.
— Селина,— хлопнул он в ладоши,— кофе.
— Сегодня, значит, большой праздник? — усмехнулась одалиска.
Она направилась к двери, покачивая бедрами. Я не мог больше сдерживать любопытство.
— Эта Селина... э... она ваша жена? — спросил я, безуспешно стараясь придать своему вопросу характер обычной вежливости.
Осман-бей вздрогнул от ужаса, потом глухо откашлялся.
— Вы шутите, мой друг? Я получил ее в уплату карточного долга.
— И ей не надоело служить средством платежа?
— Селине безразлично, как зарабатывать на жизнь,— ответил он уклончиво.— В моей стране в добрые старые времена я бы два-три раза в день колотил ее палками, чтобы вылечить от лени.
— Палками?
— Да,— сказал он.— А вам не кажется, что мы стали слишком цивилизованными?
Вернулась Селина и поставила перед нами крошечные чашечки с кофе. Я машинально отхлебнул оттуда, и рот мой наполнился какой-то горькой грязью. Желудок сразу же запротестовал, и меня затошнило.
— Ах,— вздохнул Осман-бей, удовлетворенно цокая языком.— Турецкий кофе, настоящий турецкий кофе!
