и по платью, и по характеру. Ступай, у тебя куриное сердце». Я остался, зная наперед, что не миновать мне ареста. Утром она первая сказала, что пора расстаться. «Слушай, Хозеито, — спросила она, — расплатилась ли я с тобой? По нашему закону, я тебе не была должна, потому что ты не наш,
payllo; но ты пригож и мне понравился. Мы квиты. Прощай». Я спросил, когда опять увидимся. «Когда ты будешь не так глуп, — сказала она смеясь. Потом прибавила серьёзнее. — Знаешь ли? мне кажется, я тебя люблю немножко. Но это ненадолго. Собаке и волку вместе не ужиться. Может быть, если б ты принял цыганский закон, я решилась бы сделаться твоей
роми. Но это глупости: этого быть не может…Прощай, канарейка, и поверь, ты отделался от меня очень дешево, ты встретил чорта, да, чорта… но он не всегда черен и не свернул тебе шеи… Поставь свечку перед твоей Majari
[13]: она заслужила ее. Ну, еще раз прощай. Не думай больше о Карменсите; не то она женит тебя на вдовушке с деревянными ножками»
[14].
Говоря это, она отняла засов от дверей: мы вышли на улицу; она закуталась в мантилью и пошла прочь от меня.
Кармен говорила правду. Хорошо бы я сделал, если б перестал думать об ней, но с этого дня, проведенного в улице Кандилехо, я не мог думать ни о чем другом. Целый день бродил я по городу, надеясь встретить Кармен, спрашивал о ней у старухи, у Лильяс Пастиа. Мне отвечали, что она отправилась в Лалора[15], то есть Португалию. Вероятно, так велела отвечать им Кармен; но я скоро узнал, что они лгут. Спустя несколько недель после того дня, который провел я в улице Кандилехо, я стоял на часах у городских ворот. Недалеко от этих ворот, обвалилась часть городской стены; днем заделывали брешь, а на ночь ставили тут часового, чтоб не пробирались этой дорогой контрабандисты… В течение дня я видел, что Лильяс Пастиа несколько раз проходил мимо караульни и разговаривал с некоторыми из моих товарищей; его все знали. Он подошел ко мне и спросил, не имею ли я каких вестей о Кармен. Нет, говорю ему. «Ну, так будешь иметь». Он не ошибся. На ночь, меня поставили на часы у бреши. Только что капрал ушел, вижу, идет ко мне какая-то женщина. Сердце говорило мне, что это Кармен. Я закричал однако ж: «Прочь! здесь не пускают!»
— Экой злой! — сказала мне она, спуская с головы мантилью.
— Как, это ты, Кармен?
— Да, земляк. Потолкуем немного, поговорим о деле. Хочешь заработать дуро? Придут сюда люди с узлами; не мешай им.
