— А вы?
— «Могу, — я сказал, — порекомендовать одной особе. Но у меня был аналогичный случай… Прежде хотел бы убедиться в кредитоспособности…» Пименов подумал, потом, поманил меня, — Немец показал загнутый крючком палец. — Отогнул обшлаг куртки: «Взгляните…» Смотрю: пачка денег в банковской упаковке. «Впечатляют?» — «Вопросов, — говорю, — не имею».
— Ваши попутчики по электропоезду знали об этом?
Немец поднял голову:
— Вы можете гарантировать, что со мной ничего не случится, если я расскажу правду?
— Что вы имеете в виду?
— Что я не окажусь там, где Бухгалтер?
— Несомненно.
— Игроков этих я уже потом встретил. В зале выдачи багажа. Долговязого я и до этого видел. Он раньше ездил в Шереметьево, теперь на аэропорт Домодедово переключился. Мигнул ему: «Спуститесь в туалет. Есть „жених“. Ну, и завертелось… При первой сдаче Музыкант сунул ему шестерку, короля и десятку. Мне — пятнадцать очков, Долговязому вроде как не везло… Проигрывал. — Немец почти слово в слово повторил то, что Денисов уже знал.
— Бухгалтер не отказывался от игры?
— Нет. Перемигнулись с ним: играем вместе…
— Выходит, вы играли и с тем, и с другими?
— Выходит.
— А все-таки?
— Там было бы видно.
— Как вы сидели в вагоне?
— Как и при вас: Мордастый с Музыкантом лицом к голове поезда. Напротив, у окна, Бухгалтер. Я — рядом… — Немец вздохнул.
— Вы видели милиционера, который садился в поезд на Москве-Товарной? — спросил Денисов.
— Я — нет.
— Может, Бухгалтер видел?
— Не думаю: он и не смотрел в окно, бедняга. — Немец развил мысль: — На Москве-Товарной хотел от них убежать. Схватил с кона выигрыш. Не рассчитал, что Музыкант пасет его в тамбуре… — Он снова навязывал Денисову свою игру — упрощал и наивничал, будто не было у него позади в довольно пестрой биографии ни тунеядства, ни высылки, ни привлечения к уголовной ответственности за особо опасное преступление — соучастие в убийстве.
— Бухгалтер знал, что играет против шулеров? — спросил Денисов.
— Нет. Я не говорил. — Он, видимо, сказал правду, потому что ему лично это признание ничем не грозило. — И жулики вели себя тонко.
— Вы показывали Бухгалтеру свои карты? — Ответ не совсем устроил Денисова. — Я хочу спросить: знал ли он, сколько у вас очков при каждой сдаче?
— Знал. Я показывал ему карты.
— И при последней сдаче тоже?
— Тоже.
— Хотите что-нибудь добавить? — Денисов взглянул на часы.
Немец не мог понять, что интересует Денисова, казался растерянным. Несколько секунд он сидел молча, уткнув подбородок в ладони. Денисова поразила его непоказная тревожная сосредоточенность, устремленные в одну точку впереди себя глаза. Казалось, от этого ответа зависела его жизнь.
