— Журналист Марков.
О, это было волнующее зрелище. Оба они — бог знает в чем одеты, люди немолодые, всего в жизни навидавшиеся, и оба мгновенно почуяли друг в друге голубую кровь.
— Что вам угодно? — ласковым баритоном спросила Дурова.
— Хочу порекомендовать вам, — возвестил Марков, — дочь моего друга…
— Что ж, — ответила августейшая Дурова. — Мне нужны люди чистить клетки. Бери лопату, — повелела она мне, — бери метлу, бери корзину — иди, подметай ряд копытных.
И я с головой погрузилась в работу. Кучу за кучей я выметала — из-под ослов, козлов, оленей, шотландских пони, пары свиней, верблюда Вани и перуанской ламы Глаши. Ваня оказался чудовищно неблагодарной скотиной, стоило приблизиться к его вольеру, он набирал полный рот слюны и плевал мне в лицо. Глаша тоже плевала на меня. Хотя я их кормила и поила, а под ноги им сыпала ведра свежих опилок.
В графе «профессия или занимаемая должность» у меня навсегда теперь значится служитель по уходу за животными.
— Спасибо, не написали прямо: говночист! — воскликнул папа, когда я с гордостью показала ему свою трудовую книжку.
Да, мы служили говночистами, но мы были молоды, нам казалось море по колено. Все разговоры у нас так или иначе касались этой темы, все шутки, ассоциации, прозвища.
— Где взять метлу?
— Во-он, видишь дверь светло-говенного цвета?..
Одного служителя — он чистил клетки у барсуков и енотов — смолоду звали Слабый Сфинктер. Потом он заматерел, окреп, его стали звать просто Сфинктер. Говорят, что недавно, провожая на пенсию, коллеги уважительно его величали Крепкий Сфинктер.
Наш бригадир — мачо Лисин по прозвищу Лисапендра, — в ковбойской шляпе, штанины колоколом, перепоясанный широким ремнем со скрещенными кольтами на золотой пряжке… Если он, например, видел палку, то высшим шиком считал заметить:
— Хорошая палка говно мешать!
Или был у нас экскурсовод Гарри Ключников. Когда кто-нибудь открыто и доверчиво зевал, не важно, кто — зоотехник, зам. директора по хозяйственной части, кассирша или вахтер, он, не в силах удержаться, совал этому зевающему человеку в рот свой черный толстый палец.
— Закрой рот — говно простынет! — радостно говорил Гарик.
Его даже побили однажды. Он все равно не прекратил. Не мог утерпеть.
Одним словом, я у копытных подметала. А Леонтий — рангом повыше — у медведей: сначала выгребал, а потом уж подметал.
— Мальвин, — говорил он, когда мы сидели на заднем дворе под грушей выпивали, — почему-то мне кажется, именно мишук — предок человека, а не обезьяна. Иногда подойдешь к нему, а он стоит, знаешь, они так любят стоять на задних ногах, передние лапы подняв к потолку, — им то ли потянуться хочется, то ли они что-то там выглядывают… — Леонтий задумчиво наливал нам в граненые стаканы кагор. — Вот он сверху на тебя смотрит — и такое ощущение, что это человек лесной. Лесной человек! Я тебе на полном серьезе говорю.
