Посмотрев очередную провальную экранизацию набоковской “Лолиты”, наплевавшись вволю, пересмотрел и знаменитый фильм Кубрика с этим же названием, чтобы лишний раз убедиться, что это тоже провал, неудача великого мастера. И дело даже не в провале самих образов Лолит: у Лайна нимфетку сыграла спортивно сложенная дылда, у Кубрика – вполне миловидная девушка, но без признаков подростковости. Дело в пределах жанра. Не всякая литература способна воплотиться в кино. Не всякий великий роман помещается на экране. Есть романы, целиком держащиеся не на каркасе сюжета, а на стихии стиля, на интонационном потоке. Если “Лолиту” переписать языком Фолкнера или Драйзера, получится безнадежно тяжеловесный роман о соблазнении несчастной девочки профессором-злодеем, нечто подобное “Американской трагедии”. Собственно, поэтому и не получается с кино-Лолитой, ибо невозможно передать языком кинематографа тончайший, дрожащий и переливающийся полупрозрачными радугами, распадающийся и собирающийся снова калейдоскоп набоковского письма, соответствующий этой безумной, невозможной, ускользающей и обреченной любви.
Судя по последним голливудским продуктам, кризис идей на фабрике грез достиг апогея, бесконечные приквелы и сиквелы – заплаты, тщетно пытающиеся прикрыть расползающуюся дыру на месте, где когда-то обитали светящиеся субстанции новых идей. Теперь место идеи заняла технология.
Создан и непрерывно совершенствуется мощнейший инструментарий по воплощению любых иллюзий. Кажется, что снять можно все, даже “Улисса”. И тем не менее есть книги, которые не по зубам сегодняшнему кинематографическому монстру.
Например, Платонов. Заранее обречена возможность экранизации “Котлована” и “Чевенгура”: все эти кентавроподобные Жачевы и Свищевы связаны кровеносными сосудами с “нутряным” языком Платонова, при отрывании от которого они благополучно врежут дуба. При всей кажущейся кинематографичности Булгакова не было серьезных голливудских попыток снять “Мастера и Маргариту”: этот роман целиком зависим от авторской интонации. При отдирании персонажей от булгаковского стиля остается лишь сатира на сталинскую Москву.
Провальны отечественные экранизации “Мертвых душ”, “Мелкого беса”, “Двенадцати стульев”, “Золотого теленка”, “Братьев Карамазовых”, “Преступления и наказания”, “Скверного анекдота”, “Тараса Бульбы”.
Что из русской классики воплотилось в кино по-настоящему? “Война и мир” Бондарчука, “Станционный смотритель” Соловьева, “Дворянское гнездо” Кончаловского. И все потому, что герои Толстого, Пушкина и Тургенева достаточно безболезненно отслаиваются от литературной ткани.
