Седовласый половой доложил Гиляровскому, что нынче у Тестова позавтракал Влас Дорошевич (известный журналист тех времен):
– Шесть поросячьих окорочков-с под водочку изволили скушать! Очень любят-с их с хренком и сметанкой.
Смог бы современный журналист, например Сванидзе или Панюшкин, на завтрак съесть хотя бы три поросячьих окорочка? Что бы они смогли написать после этого? А Дорошевич преспокойно отправился в редакцию “Московского листка” писать по горячим следам свой очередной фельетон.
В доме Льва Николаевича Толстого в обычный день подавали обед из пяти блюд, что вызывало негодование хозяина, пахавшего и пилившего дрова с мужиками: “Вернулся домой, там лакей в белых перчатках… филеи, осетрина… невыносимо!”
Лев Николаевич просил готовить ему мужицкую еду: картофь печеную, грябы соленыя, шти, кашу. Но ел много, и от крестьянской еды у него частенько болел живот.
Как-то заметно много ела русская интеллигенция в конце XIX века. Помнится, в “Климе Самгине”, горьковском достаточно тенденциозном “романе-прощании” с интеллигенцией, все постоянно едят, пьют, закусывают, философствуют на пикниках за шашлыками, все дискуссии происходят в кабаках или за домашним застольем. Распутина ведь тоже отравили за столом. Накануне революций интеллигенция явно переедала.
Наедалась впрок? Или в последний раз?
А может, это род булимии? Есть, есть, есть, когда надвигается что-то страшное и неумолимое?
В начале восьмидесятых годов звезда московского концептуализма художник Илья Кабаков написал достаточно неожиданную для себя и соратников по андеграунду статью, в которой попытался ответить на загадочный, почти сакраментальный вопрос: почему советские побеждают в хоккее и проигрывают в футболе? Он объяснил это парадоксальным сравнением хоккейной площадки с подворотней, где по вечерам собиралась шпана, чтобы подраться с соседскими ребятами. По его мнению, советские хоккеисты, в прошлом ребята дворовые, аккумулировали энергию тесноты, ограниченного пространства, коллективной злобы и возможности быстро сливаться в единый, мобильный и агрессивный организм. Именно энергия этого единого агрессивного организма и делала советский хоккей непобедимым. Просторное же футбольное поле разобщало советскую шпану, разделяло ее, она переставала быть единым организмом, распадаясь на отдельные личности, на советских людей, боящихся персональной ответственности, они суетились на поле, спихивая мяч друг другу, подобно чиновникам, спихивающим друг другу невыгодные дела, и проигрывали.
