Я не уставал задавать этот вопрос иностранцам. Кто-то называл борщ, некоторые считали, что главное русское блюдо – разнообразная закуска к водке. Одна француженка назвала жареную картошку с колбасой, которой ее кормили советские друзья в брежневские годы. Другая – черный хлеб с салом и горчицей. Американцы были уверены, что это “русский салат с яйцом и майонезом”. Норвежцы настойчиво говорили об осетрине горячего копчения. Немцы вспоминали уху с расстегаями и пельмени. Но это все было довольно-таки субъективно и к общему знаменателю не сводилось.
На сей почти метафизический вопрос исчерпывающий ответ дал бывший повар московского ресторана “Интурист”: черная икра. Именно ее всегда заказывали приехавшие в Россию иностранцы.
Итак, наш национальный вклад в Мировой Банкет: осетровая икра + водка.
Вполне прилично, надо сказать. Это не слабее французского вклада: шампанское + устрицы.
Ну а горячее? Для нас оно, безусловно, вываливается из старой русской поговорки: “Щи да каша – пища наша”. Причем щи, естественно, кислые, а каша – гречневая, желательно со шкварками. Но это для нас, русских. А для иностранца гречневая каша с Россией никак не сопрягается. Равно как и суп из кислой капусты. Для интуриста Russia – по-прежнему икра + водка. Недаром Джеймс Бонд, ведущий незримую войну с советским генералом по фамилии Gogol, так любил черную икру, а водку употреблял в своем знаменитом коктейле. Но холодная война миновала, да и обновленный Бонд уже совсем не тот: даже странно, если этот хладнокровный убийца с накачанными мускулами и с лицом уличного хулигана закажет себе Beluga caviar.
Естественный вопрос: сохраним ли мы наш гастрономический мировой бренд в ближайшее время? И если нет, то чем же он заменится в головах и желудках приезжающих к нам иностранцев?
Все-таки у писателей, в отличие от художников и композиторов, есть одно преимущество: перевод оригинала на другие языки. Написал книгу двадцать семь лет тому назад, а только сейчас ее перевели на норвежский язык. И родилась “Очередь” в стране фьордов, аквавита и селедки, и зашевелилась она, и заговорила она по-норвежски, и произнесла первое слово свое: “Køen…”
Ну и всякое новое рождение тянет за собой сопутствующие события: приезд автора, встреча с читателями, выступление в университете, прогулки по городу со славистами, выпивание этого самого аквавита под ту самую селедку…
В общем, в Норвегии я до этого, к сожалению, ни разу не побывал. Много слышал о ней всегда сугубо положительного, видел ее красоты, снятые друзьями и знакомыми.
