. Вышел и медленно двинулся аккурат в нашу сторону. И в этот миг Рингольд… пальнул из обоих стволов. Прямо в голову… Перед глазами у меня сверкнула молния, ведь
он был в каких-то пяти метрах… Только чуть дальше, чем вы сейчас, доктор.
— Вы, Приверт, сказали «он». Кто он?
— Тсс, тише, этого говорить нельзя. Рингольд грозится, что меня тогда посадят в тюрьму. А если буду много болтать — упрячут в сумасшедший дом. Рингольд внушает всем, что нельзя верить ни одному моему слову. И люди думают, что я несу невесть что! Я говорю — могу отвести на то место, где он зарыт. Смеются. Но я же сам его закопал! Разогнал воронов и зарыл. Поглубже, чтобы не раскопали лисицы. И за это во́роны теперь сживают меня со света! Ни одной ноченьки спать не дают… Летают и кружат надо мной все ниже, все ближе… так близко, что я слышу лицом ветерок от их крыльев… А ружье у меня выманили и нож тоже куда-то спрятали. Нечем мне себя защитить… А Рингольд…
— Это ваш брат?
— Да, старший брат.
— У вас большая разница в возрасте…
— Шестнадцать лет. Я еще под стол пешком ходил, когда он окончил среднюю школу. А когда я сдал за лесной техникум, Рингольд считался уже известным актером… Ну и вот, звонит он однажды, веселый такой, и говорит: кончились съемки главного эпизода и у него есть три свободных дня и лицензия на отстрел косули. Как я на это смотрю?.. Да господи, езжай, говорю, о чем речь, на моем участке такие места есть по этой части… Сообщу в лесничество и вся недолга, кати прямиком сюда! Приехал, сам по пути завез бумагу… Старшой из лесничества наказывает мне — отведи артиста на лесные луга или на поляну у Низкого бора… Как будто бы я и сам, без указки не выбрал бы для брата наилучшее место! Я очень любил Рингольда… а он меня… Он меня, доктор…
— Может быть, Приверт, отложим разговор до завтра?
— Нет-нет, доктор, нет!.. Не уходите! Обещайте только, что не будете смеяться… И поклянитесь… Все смеются… И поклянитесь… да, поклянитесь, что меня не посадят в тюрьму.
— Не беспокойтесь — в тюрьму вас не посадят.
— Честное слово?
— Честное слово.
— … говорил я, что Рингольд был мой брат?
— Говорили. Но почему же — был?
— А я сказал — был?
— Ну хорошо, продолжайте. Рассказывайте, Приверт, дальше. Значит, Рингольд сперва позвонил вам, потом приехал и оформил разрешение в лесничестве. Так?
— Да-да. И мы ходили две ночи кряду. Первую проторчали на лесных лугах. Да ночь не задалась. Лил дождь. Вымокли мы до нитки. И хотя б одна живая тварь показалась. А назавтра вечером я повел Рингольда на поляну у Низкого бора. Погода стояла — ни ветерка. Легкая дымка и молодой месяц. И тишина… Но нет, не так чтобы мертвая тишина, не совсем. Вдруг слышу — шорх!.. Говорю Рингольду: кто-то шорхает. Прислушался. Осины, говорит. Никто не шорхает, а шелестят осины. Немного погодя опять: у-у, у-у! Я Рингольду опять: слышь, заяц? Прислушался. Филин, дескать. Филин ухает… Что это с тобой, говорит, в сон тебя что ли клонит, ты будто наяву грезишь? Надо было выспаться… А сон и правда валил меня с ног. Я же ни прошлую ночь не спал, ни после этого днем. Но не из-за воронов, нет… Во́роны меня еще не мучили… Еще не летали по вечерам, а после и по ночам.
