Лось - Регина Эзера

— …И во́роны кружат надо мной так низко, что я лицом слышу взмахи их крыльев…

— И часто это?

— Что часто?

— Часто ли вы, Приверт, чувствуете, как над вами летают во́роны?

— Да-да, часто. Каждый вечер, как начинает смеркаться… То они являлись только по вечерам. А теперь и ночью. Схвачусь с постели, слышу: они самые, опять хлопают крыльями — опять они тут!.. И такой на меня нападает страх — вдруг да заснешь… Ведь они могут принять меня за падаль, верно? Слетят и давай тело рвать кривыми клювами… И я машу руками, двигаю ногами, чтоб они видели — я еще не мертвый. Тогда они улетают. Но недалёко. Сядут где-нибудь поблизости, на меня глядят и ждут. Знаю я, чего они ждут, окаянные! И нельзя мне сомкнуть глаз до утренней зари… При свете они не такие нахальные. Как только пропоет петух, сразу отстанут…

— И не пристают до вечера?

— До вечера, да-да, пока не стемнеет… Уж я стал брать с собой в постель ружье. Надежней ведь, правда? Но ружье спрятали. Говорят, с ума я сошел — и ружье отняли, дьяволы. Тогда я стал брать в постель нож. И нож тоже спрятали. Чем же теперь защищаться, раз у меня никакого оружия?.. Чем пугнуть, когда они явятся? И я только знаки подаю, чтоб они поняли — я еще не сдох, еще не…

— Кто они — во́роны?

— Ну да, во́роны, они мне, доктор, всю душу вымотали… Я совсем сна лишился. А долго ли протянешь не спавши…

— А можете вы вспомнить, Приверт, как это началось? Ведь так было не всегда?

— Какое уж всегда, доктор, какое уж…

— Когда же это началось и как? Вы помните?

— Да-да, как сейчас помню… Тогда, когда глаза выбили…

— Кому выбили?

— …потом выписали очки, вот они. Да без толку. И какие очки тут помогут, если глаза выбиты? Я же не сумасшедший, чтобы этого не понимать. Хотя все и твердят, что я умом тронулся и, стало быть, нельзя верить ни одному моему слову… Кто бы другой — ладно, но так говорит и Рингольд! Ведь я же там был и сам все видал и слыхал. Как же это, господи, мне нельзя верить! Видал и слыхал все так ясно, как сейчас, доктор, вас вижу и слышу — да куда лучше против нынешнего, ведь зрение у меня было что у ястреба, а слух как у филина… И ночи летом светлые. Притом в небе сиял молодой месяц. Это надо быть слепому как крот и глухому как червь, чтобы не видеть и не слышать. Рингольд приложил ружье к плечу, как только заслышал шорох… Мы стояли недалеко друг от друга… Когда он вскинул ружье, я про себя так и ахнул: спятил, что ли?! Ведь шаги были не косульи. Слишком тяжелая поступь, чтобы это была косуля… И тут на поляну вышел