– От шельма – отец усмехнулся и потянулся за табаком, но рука его замерла на полпути – у зимовья горел костерок и рядом сидел Бирюк. Босой, в закатанных по колено штанах, еще больше заросший, в тонкой нательной рубахе, он тянул руки и ноги к огню, пытаясь согреться. Увидев их, он встал тяжело, опершись рукой о землю:
– Здорово, – голос его осип и был почти не слышен.
Отец молча спрыгнул с телеги, привязал лошадь и принялся молча таскать муку и зерно в зимовье, складывать под нары. Матвей последовал его примеру. Серко же вообще проигнорировал чужака – угрозы он не представлял, пес это чуял.
Бирюк пожал плечами и принялся помогать, оскальзываясь иногда. Он, как и Матвеев отец, брал по два мешка зараз, и носил их в зимовье. Они все перетаскали, отец сказал Бирюку:
– Ночуй пока в зимовье. Печку топи, чтоб не отсыревало. Утепли – мха вокруг много. Да и ставь себе рядом что-то – инструмент есть. Зимой мы тут сами будем гостевать.
Бирюк посмотрел на отца внимательно, спросил:
– Совсем плохо там? – он кивнул куда-то за спину.
Отец ничего не ответил, отвязал лошадь, и они поехали домой. По темноте не очень хотелось, да ничего не поделаешь – оставлять жену одну дома он теперь не мог…
До дома добрались уже в полной темноте. Матвей с наслаждением стянул с себя сырую одежду и нырнул под теплое одеяло – спать хотелось невообразимо.
Утро началось с Прошки. Они с отцом таскали на телегу соленья, когда стукнула калитка, и Прошка ввалился во двор, распространяя вокруг густой запах бражки. Мама, увидев его, сказала:
– Еще солнце не поднялось, а ты уж где-то налакался…
Тот поднял на нее удивительно трезвые глаза и сказал:
– А я может с вечера пьяный. Тебе-то чего, а?
Отец глянул на него и сказал:
– Ты рот-то закрой, пугало. С женой моей говоришь. Чего надо?
Прошка икнул картинно, сел на крыльцо не спросясь и сказал:
– А ты меня не пугай, пуганый. Скоро по-другому говорить будем, – и полез в карман за табаком.
Отец отвернулся, на щеках вздулись и заходили желваки. Поднял с земли тяжеленную кадушку с огурцами и поставил на телегу.
А Прошка продолжал:
– Вот, к слову, куда это вы муку вчера увезли, а? – Он нагловато так смотрел на них, и у Матвея зачесались кулаки свернуть ему нос набок.
Отец сказал, сдерживаясь:
– Не твоего ума дело. Куда увезли, туда и ладно.
Прошка встал и сказал, выламываясь пьяно:
– А это мы еще посмотрим, моего или не моего. Думаешь, самый умный, да? Думаешь, никто не знает, что ты беглого прячешь?
