Матвей ощупал ему лапу – Серко терпеливо сносил от него любое самоуправство, а больше никому не позволял. Разве что отцу, и то не всегда. Все было в порядке, лапа у друга уже поджила, и он вполне был готов к ходовой охоте. Матвей обдумывал поход в тайгу, выручать отца, и мысленно перебрал все, что может понадобиться в тайге…
Лег, но долго не мог уснуть. Лежал и смотрел в потолок, закинув руки за голову и слушая вой ветра. Перед глазами разворачивались картины одна мрачнее другой: отец бредет по заснеженной тайге, в буране, просвета не видно, костер не развести. Попробуй разведи костер в такой ветер. Но потом подумал, что отец даже в ливень костер разводит, что уж говорить про буран. Выкопай в снегу ямку, чтобы не задувало, наломай сухого лапника, и костер готов. А там и укрытие от ветра соорудить не проблема. Для обогрева ведь большой костер не нужен – нужно толковое укрытие от ветра. Так что все у отца нормально, точно. С этими мыслями Матвей и уснул.
Проснулся и прислушался – за окнами царила полная тишина. Вскочил, выбежал на крыльцо. Буран унялся, и снег сыпался на землю крупными редкими хлопьями. Было тепло и очень тихо. Тянуло запахом березового дымка и навоза, где-то брехал пес, да у соседа трубно мычал бык. Мама звякала подойником в стайке, в загородке гоготали гуси. Серко выскочил из будки, потянулся, встряхнулся и запрыгал вокруг растирающегося снегом Матвея. Растершись докрасна, Матвей зашел в дом, быстро позавтракал молоком с теплым хлебом, снова вышел на двор. Взял в сарае лопату и принялся расчищать двор – снегу намело порядком, не пройти. Часа за полтора управился, полюбовался делом рук своих – двор сверкал чистотой, хоть на ярмарку вези.
Калитка скрипнула, запуская во двор Анютку. Она громко поздоровалась, лучезарно улыбаясь:
– Привет тебе, Матвейка!
Серко приветливо помахал ей хвостом – Матвею он никогда так не махал, качнет едва, вот и вся радость. А тут машет, гляньте-ка на него! Матвей облокотился на лопату, ответил с улыбкой:
– И тебе привет, Анюта. Заходи в дом, поснедаем что ни есть.
Она чиниться не стала, кивнула просто и легко взбежала по лестнице, обстучала валенки от снега и вошла в дом.
Когда Матвей зашел в дом, Анютка с мамой уже вовсю болтали, сидя за столом. Увидев вошедшего Матвея, мама начала собирать на стол. Анютка сунулась было помочь, но мама замахала на нее руками – сиди, мол, сама все.
Матвей опустился на лавку, избегая смотреть на Анютку, – он никак не мог забыть ту земляничную полянку. А Анютка смотрела на него порой как-то… выжидательно, что ли. Смотрела, а потом просто отворачивалась и болтала как ни в чем не бывало. Вот и сейчас она уставилась ему прямо в глаза своими зелеными глазищами. И была в ее взгляде и грусть, и хитринка какая-то, и еще что-то, что он никак не мог угадать.
