Генри машинально кивнул.
- Вот видите, с какой готовностью он соглашается! Он совершенно безобиден, - на губах Тореса заиграла непонятная улыбка. - А если найдутся еще какие-нибудь не в меру ретивые активисты, то наших сил хватит и на них. Мы живем в свободной стране, и каждый из нас имеет право возмущаться. В этом и заключается определение свободы. - Вернувшись к креслу, Торес присел на массивный подлокотник. - Не мы виноваты, мистер Больсен, что закон и прочие преимущества на нашей стороне. Что поделаешь, государство всегда было и будет орудием подавления. Весь наш прогресс - всего-навсего путь к более гуманным и цивилизованным формам подавления. Так что смиритесь с этим, мистер Больсен, и не обижайтесь.
- Вы, я вижу, философ, - процедил Генри.
- Ого! Вот вы и заговорили!.. Нет, я не философ, - Торес развел руками. - Я практик и, надо вам сказать, неплохой практик. Неплохой, потому что всегда добиваюсь того, чего хочу. Ребель! - Торес обернулся к офицеру. - Я поручаю этого человека вам. А мы с Дэмпси вернемся к нашим делам.
С аудиенцией было покончено. Генри услышал, как позади отворилась дверь. В сопровождении рослых морских пехотинцев он покинул салон.
Только оказавшись на палубе, он заметил, что ночь пошла на убыль, уступая натиску зарождающегося утра. Багровое солнце, холодное и неяркое, только-только оторвалось от горизонта. Кинув взгляд на расцветающий красками океан, Генри представил себе тело Кида, медленно и безжизненно погружающееся на далекое дно. Его передернуло. Нет, этого не может быть! Это было бы слишком чудовищно...
Тяжелая рука охранника опустилась на плечо. Сутулясь, Генри проследовал в указанную ему каюту.
Единственный плюс усталого человека - способность стремительно засыпать. Он не страдает бессонницей и не прибегает к снотворному. Даже возбужденное состояние ему не помеха. То же самое произошло и с Генри. Ночные события доконали его. Оставшихся сил хватило только на то, чтобы стянуть с себя гидрокостюм. Стоило ему вытянуться на кушетке, как сон смежил веки, заставив отключиться от всего окружающего.
Проснулся он от близкого скрипа и, подняв голову, тут же сел. На соседней койке, зевая, ворочался Барнер - Джек Барнер собственной персоной!
- Ты?! Здесь? - Генри протирал глаза. Он ничего не понимал.
- А ты не рад? - журналист приветственно помахал ладонью. - Лучше бы, конечно, мы встретились в другом месте, но в конце концов и здесь не столь уж плохо.
