Дома мне дали специальное угощение из мяса и сыра, потом я почувствовал сонливость и пошел на свое любимое местечко в гостиной, где сразу же провалился в глубокий сон.
Тем летом я поджимал заднюю лапу и опирался на остальные три, так мне было легче. Я обожал заходить в пруд: ощущение прохладной воды было просто замечательным, и мне не приходилось держать вес своего тела на лапах. Приехала Рэчел и ее дети, к нам в гости частенько заходили дети Синди, и все их внимание доставалось мне, словно я вновь стал щенком. Особенно мне нравилось лежать на земле, пока две маленькие дочки Синди вплетали ленточки в мою шерсть; прикосновение их ручек успокаивало. Потом я эти ленточки съедал.
Ханна давала мне много вкусных угощений, и я часто спал. Я понимал, что старею, потому что мои мышцы иногда деревенели, а зрение немного затуманилось, но я был счастлив. Я обожал запах опавших скрученных листьев и сухое благоухание цветов Ханны, которые к осени стали очень ломкими.
— Малыш опять гоняет кроликов, — однажды сквозь сон донеслись слова Ханны. Услышав свое имя, я проснулся, не сразу поняв, где нахожусь. Я видел очень яркий сон про Клэрити, как она упала с пристани, а Итан стоял там по колено в воде.
— Хороший пес, — сказал он мне, и я почувствовал его радость от того, что я присматривал за Клэрити. Когда в следующий раз она приедет на Ферму, я снова буду за ней присматривать. Итан хотел бы этого.
Запах Итана постепенно покидал Ферму, однако в некоторых местах я по-прежнему чувствовал его присутствие. Иногда я заходил в его спальню, и мне казалось, что он еще здесь, спит или сидит в кресле-качалке и смотрит на меня. А иногда я вспоминал Клэрити, как она называла меня «Маыш». И хотя я понимал, что Глория, как мать, вероятно, хорошо заботится о своем ребенке, я всегда чувствовал тревогу, думая о ней. Надеюсь, малышка скоро вернется на Ферму, и я удостоверюсь, что с ней все в порядке.
Наступили холода, я все реже и реже выходил из дома. Для своих личных дел я выбирал ближайшее дерево и старался управиться побыстрее: приходилось присаживаться, так как нормально поднимать ногу я уже не мог. Даже если шел дождь, Ханна всегда выходила и стояла рядом со мной.
Снег этой зимой я встретил с восторгом. Он держал вес моего тела совсем как вода, только был холоднее, и это мне нравилось даже больше. Я заходил в снег, закрывал глаза, и мне было так хорошо и комфортно, что я вполне мог заснуть.
Ужасный привкус во рту преследовал меня постоянно, хотя иногда он становился сильнее, а иногда я просто про него забывал. Нога болела; случались дни, когда я вскакивал ото сна, пронзенный вспышкой резкой боли.
