Пропустив мимо ушей тираду об оружии, Виктор покорно сложил ладони на затылке. Плечо привычно отозвалось болью. Летиция, обойдя машину, приблизилась к нему и заботливо оправила на доноре куртку. Смешливо покосилась на его руки.
- Не переусердствуй, Вичи! Не забывай, что ты ранен.
Из приземлившегося вертолета один за другим выпрыгивали вооруженные полицейские.
- Вы что, не слышали команды?! - один из них целился из револьвера в Летицию.
- Я, офицер, все слышала, но не все поняла. Решила, что это относится только к мужчинам, - последнее слово Летиция почти пропела, произнеся по слогам. Очень медленно, словно издеваясь над блюстителями правопорядка, она стала поднимать руки. Она поднимала их, не сгибая, через стороны так, словно делала гимнастику или собиралась нырнуть с водной вышки. И, конечно же, коротенькая юбочка по-своему отреагировала на это движение. Уразумев, какую картину он рискует увидеть в самом скором времени, полицейский качнул револьвером, хмуро пробурчав:
- Бросьте ваши штучки! Разумеется, сказанное относилось только к мужчинам.
Летиция немедленно сложила руки на поясе, деловитой развальцей направилась к вооруженным людям.
- Учтите, он серьезно ранен. Так что по возможности обращайтесь с ним аккуратно.
Двое из вертолетной команды, приблизившись, быстро обшарили машину, еще двое топтались возле Виктора, внимательнейшим образом ощупывая его одежду. Ни тех, ни других он не замечал. С глупейшей улыбкой на лице Виктор наблюдал, как, отведя офицера под локоток в сторону, Летиция что-то весьма эмоционально ему втолковывает. Полицейский чин стоял перед ней провинившимся, но не утерявшим еще упрямства мальчуганом. Стриженый его затылок часто и расстроено кивал. Руки Летиции все более энергично жестикулировали перед носом офицера. Завороженный ее красноречием, он не делал ей ни единого замечания...
Сколько себя помнил Виктор, женщины, напоминающие Фаню Каплан, ему никогда не нравились. Не нравились и Софья Перовская с Верой Фигнер. Единство жестокости и женского начала ассоциировалось у него с чем-то абсолютно противоестественным. Захватчик и воин мужчина - было явлением мерзким, но тем не менее привычным, а потому вполне приемлемым. Женщина, получающая удовольствие от чужой смерти, была страшнее, чем женщина наркоманка и алкоголичка. Старуха с косой была все-таки старухой, но даже и здесь женское обличье он воспринимал как некую ошибку или неточность народных сказаний. Виктор не верил в орлеанских дев, не верил в суровых комиссарш с осиными талиями и сухо поджатыми губами. Они казались ему некими жутковатыми призраками, материализовавшимися по халатному недосмотру природы. И тем ужаснее было его признание собственных чувств к Летиции. Все более он ощущал крепость ловушки, в которую угодил. Виктор сознавал, что отказаться от Летиции вторично ему будет во сто крат труднее. Он угодил в клетку, и дверца этой клетки немедленно закрылась на замок. Ключиком, запершим замок, послужили те самые слова, которые Летиция произнесла в машине...
