Впереди, но еще на этом берегу стояла машина: «Холден», красный универсал.
А дальше, на другом берегу сухого русла, – ворота на свету. За воротами стоял дом: горбун с грустными глазами и ртом.
Там в высоком жилистом бурьяне происходила жизнь. Льнувший к земле среди кустов, вереска и бернборовидных трав воздух как бы кипел. Густое насекомое жужжание, электрическое и всезнающее. Целый язык в одной ноте. Грация.
Клэй между тем боролся с собой. Он обнаружил в себе свежее кровотечение страха, вины и сомнения. Они сплетались в нем в три яруса.
Сколь долго сможет он мешкать?
Сколько раз откроет деревянный ларец и переберет его содержимое, предмет за предметом?
Сколько раз пороется в сумке с книгами?
Сколько книг сможет вынуть и почитать?
Сколько писем к Кэри сочинить, но пока лишь в голове?
В какой-то миг его рука легла в длинную полосу предвечернего солнца.
– Ну, пошел, – сказал он вслух.
Его поразило, что слова сорвались с языка.
А еще больше – во второй раз.
– Ну, пошел, парень.
Давай, Клэй.
Иди и скажи, зачем ты приехал. Загляни в его выветрившееся лицо, во впалые глаза убийцы. Дай миру увидеть, каков ты есть.
Целеустремленный. Упрямый. Предатель.
Сегодня ты никому не брат, думал он.
Никому не брат, никому не сын.
Давай двигай, не тяни.
И двинулся.
Убийца не всегда был убийцей
Да, Клэй шагнул вперед и пошел, но к кому он в тот день шел? Кем был тот человек, откуда взялся, какие решения принял и какие не принял, покуда не стал тем, кем стал и не стал? Если прошлое Клэя видится как накатывающий прилив, то Убийца прибыл из далекой и бесконечной сухой степи, и он никогда не был великим пловцом. Может быть, лучше всего резюмировать так.
В настоящем был мальчишка, шагавший к тому, что пока оставалось лишь чудесным воображаемым мостом.
А в прошлом был другой мальчишка, чья дорога – дольше и в милях, и в годах – тоже привела его сюда, но уже взрослым.
Иной раз мне приходится себе напоминать.
Убийца не всегда был Убийцей.
Как и Пенелопа, он приехал издалека, но его город находился в этой стране, улицы там были широки и знойны, а земля желта и суха. Со всех сторон близко подступали заросли низких кустов и эвкалиптов, и люди в том городе сутулились и гнулись: они жили, непрерывно потея.
Почти всего там было по одному.
Одна начальная школа, одна средняя.
Одна река, один врач.
Один китайский ресторан, один супермаркет.
И четыре пивнушки.
На дальнем конце города в воздухе висела церковь, и в ней тихо кипели люди: на мужчинах – костюмы, на дамах – платья в цветочек, на детях – рубашки и шорты, пуговицы, и всем до смерти хочется разуться.
