, и козьего пастуха из Уругвая, который выиграл пищевую викторину в Баттл-Крик
[10]. Я круглый год снимаю квартиру в Каире, в Египте и в Йокохаме. На пороге чайного домика в Шанхае уже стоят мои тапочки, а в Рио-де-Жанейро и в Сиэтле знают, как приготовить мою любимую яичницу. Мы живем на чудной крошечной планетке. Зачем бахвалиться тем, что вы родились на Севере, или на Юге, или в старой усадьбе в долине, или на Эвклид-авеню в Кливленде, или на пике Пайк, или в графстве Фейрфакс в Виргинии, или в Хулиганс-флэтс, или еще где-нибудь. Мир станет только лучше, если мы перестанем трястись над каким-нибудь затхлым городишком или десятью акрами болота только потому, что нас угораздило там родиться.
— Вы, похоже, истинный космополит, — восхитился я. — Но, по-моему, вы недооцениваете патриотизма.
— Пережиток каменного века, — веско заявил Колан. — Мы все братья — китайцы, зулусы, англичане, патагонцы и жители излучины реки Ка[11]. Скоро мы истребим эту мелочную гордость своими городом, государством, областью, страной, и все станем гражданами мира, кем и должны быть.
— Но когда вы путешествуете по чужой стране, — упорствовал я, — неужели ваши мысли не возвращаются все время к какому-нибудь месту — дорогому вам и…
— Отнюдь, — небрежно прервал меня Э. Рашмор Колан. — Сферическое небесное тело, слегка приплющенное на полюсах и известное вам под именем Земля, — вот мой дом. За границей я видел достаточно американцев, которые были слишком привязаны к Америке. Как-то я встретил двоих чикагцев в Венеции — лунной ночью в гондоле они с гордостью говорили о своем дренажном канале. Еще я видел южанина, который, когда его представили королю Англии, и глазом не моргнув сообщил монарху, что его тетушка со стороны матери в замужестве породнилась с фамилией Пекинсов из Чарлстона. Я знал ньюйоркца, которого похитили ради выкупа какие-то бандиты из Афганистана. Его люди выслали необходимую сумму денег, и он вернулся с сопровождающим в Кабул. «Афганистан? — спросили его местные через переводчика. — Ну, вовремя ваши поспели, вам не кажется?» — «Ох, это еще что!» — ответил он и начал рассказывать про таксиста на Шестой авеню и Бродвее. Это не по мне. Я не привязан ни к чему, что не имело бы 8000 миль в диаметре. «Э. Рашмор Колан, гражданин земного шара», — так и запишите.
Мой космополит сделал широкий прощальный жест и покинул меня, ибо в сигаретном дыму заметил своего знакомого. Так что я остался в компании с будущим береговичком, который полностью ушел в общение со стаканом «Вюрцбюргера» и уже не мог словами выразить своего стремления к пению и веточке над долиной.
