А в прошлом году на освящение фрегата «Торунь» собралось в Гданьске народу видимо-невидимо: как же, сам епископ вармийский прибыл корабль святить! Духовенства как в Рим понаехало! Смотрю – в толпе знакомое лицо. Приглядываюсь, а это он, мой утопленник!.. Сановитый такой из себя… Узнал я его, но виду, конечно, не подаю: гданьщанин должен свой гонор иметь. А он, как заметил меня в толпе, сейчас же ко мне. «Спаситель мой», мол, и всякие такие слова. Про капитана Берната спрашивает. Объяснил я ему, что помер наш капитан, а сыночка его, Каспера, в Краковскую академию приняли. «Не иначе, – говорю, – какая-то сильная рука ему помогала». А он и бровью не повел. «Это, – говорит, – хорошо, что сын славного Берната в такой славной академии учится». Увязался за мной на «Ясколку». «Не та наша „Ясколка“ теперь», – отговариваю я его. И он, верно, посмотрел, посмотрел, да и говорит мне: «Пан Якуб, если будет у тебя что не ладиться с твоим горе-капитаном, приезжай к нам в Вармию. Польская корона, конечно, побогаче, но и наш диацез не пасынок у святого отца в Риме: две каравеллы у итальянцев купили, третий – палубный – в Гданьске достраивается. Хорошие моряки нам нужны». И вот, как вышли у нас нелады с твоим отчимом, – пан Конопка со зла даже сплюнул наземь, – я и собрался в Вармию. И еду я, – боцман весь как-то приосанился, – еду я, – откашливаясь, повторил он, – к его преподобию, племяннику самого вармийского владыки, канонику Миколаю Копернику!
– Пан Езус! Это специально для Збигнева и Каспера новость! Только наладился соснуть, так на тебе! – проворчал Сташек, который положил было уже голову на стол.
И трое его товарищей слушали боцмана пятоё через десятое, а тут с них и сон и хмель как ветром сдуло. У Каспера сердце чуть не выскочило из груди.
– Матка бозка Ченстоховска! – закричал он, бросаясь к пану Конопке. – Вуек, Вуек, ты знаешь Миколая Коперника! Что же ты молчал? Збышек, как тебе это нравится!
Однако Збигневу это не нравилось. Дело в том, что перед самыми святками профессор Ланге, руководитель обоих студентов, зазвал как-то Збышка и Каспера к себе.
«Перекреститесь, мои молодые друзья, – сказал он, – вознесите молитву святому Кристофору, нашему покровителю… Тление и ржа разъедают железо… А что мы можем противопоставить тлению и рже, разъедающим неопытные души?»
Каспер тихонько подтолкнул Збигнева в бок.
«Начинается!» – шепнул он. Однако, скромно опустив глаза, произнес фразу, которой дожидался от него Ланге: – Веру, господин профессор, святую безотчетную веру и доверие к нашим руководителям».
