Он не знал, сколько прошло времени, прежде чем она заговорила снова:
— Молодежь уроки не учит. Когда же ты окно закрыл? Окно закрыл, а дымоход не стал открывать? Угли-то, поди, не прогорели. Второй раз угораешь.
Он тоже не заметил, когда закрыл окно. А сразу и закрыл, наверное.
— Всё в порядке, Анна Андреевна. Мне хорошо. Второй раз не получится.
— Ну, тогда я не знаю, что с тобой делать.
«Надоел, значит», — догадался Стив. Обидно. Так и не поговорили. Хотел спросить о Бродском, правда ли, что он читал в этой комнате ей «Большую элегию Джону Донну», и помнит ли Анна Андреевна, что в числе отчужденного от уснувшего Джона Донна упомянуты там сосны, а главное «пустые скворешни» — не «скворечники» (birdhouses, nesting boxes, starling houses), а «скворешни» (непереводимо!) — совсем как у нее, только не «ветхие», а «пустые». Но правильное слово «скворечник» соотнеслось в мозгу Стива со словом «синичник», и он сосредоточился на «синичнике», вспомнил, что это не жилище синицы, а что-то другое, дикорастущее, из его прошлой жизни. Забыв о скворечниках, Стив увидел коряги, редкие синие ягоды, мох, муравьев.
— Кыш, кыш!
— Куда? — Он очнулся.
— В лес! За грибами! За лисичками! Корзина на веранде, фонарик на полке у двери. К Черному озеру, за Черный ручей, там много грибов. Где кладбище, знаешь? Ну так быстро, давай же, давай!..
Стив метался в темноте непонятно где — какие-то углы, стены, ступеньки…
— Шоссе повернет, а ты прямо — и за шлагбаум, и в лес. Потом левее наискосок. Ноги сами приведут. Видел лисички? Увидишь — узнаешь. В них китайское что-то. Вдоль тропинок смотри. Помногу растут. Ну, давай же, быстрее, поторопись. Кыш, кыш! И чтобы без лисичек не возвращаться!
Последние слова звенели у него в голове, когда ноги пытались удержать его на асфальте улицы Осипенко. Стива шатало, мотало из стороны в сторону, а он торопился вперед с фонариком и корзиной.
Озерная улица освещалась лампами с высоты бетонных столбов — света хватало, даже когда улица стала просто дорогой, но Стив не выключал все равно фонарик. Ему навстречу по обе стороны неслись темные сумасшедшие высоченные сосны, но как-то пунктирно у них получалось — то все сборище действительно стремило бег свой, то становилось на время незримым, чтобы снова зримо навстречу рвануть уже в обновленном составе. Стиву даже показалось, что на нем сапоги-скороходы и что по четным широченным шагам он зряч и внимателен, а по нечетным — слеп и беспамятен. Только спешил Стив не потому, что спешил, а потому, что на бегу чувствовал себя устойчивее.
