«Долмат Фомич Луночаров
Общество друзей книги»,
— прочитал я на визитной карточке.
Значит, не сумасшедший. Как будто. А то уж подумал. Все может быть.
«Вам выражение „маргинальная сфрагистика“ о чем-нибудь говорит?» — спросил Долмат Фомич Луночаров. «Нет, ни о чем». — «Сфрагистика — это наука о печатях, позвольте напомнить, вообще о печатях. А маргинальная сфрагистика-то, чем я занимаюсь. Моя тема».
Я почтительно промолчал.
«Есть у меня Пушкин брокгаузский, великолепнейшее издание… А печать? Не догадаетесь: „Всесоюзный Совет рабочих точного машиностроения. Библиотека завкома имени ОГПУ“. Как вам нравится?» — «Редкий, должно быть, экземпляр», — сказал я уклончиво. «Еще бы. Ваш тоже редкий». — «Вообще-то это не моя книга». — «Я сразу понял». — «Почему?» — «Для приверженца безубойного питания у вас не тот цвет лица, извините. Вы сегодня жарили что-то на свином жире, бьюсь об заклад». — «Верно, картошку…» — «А вчера, не хочу вас обидеть, пили портвейн. Молдавский. Где вы только достали его? Все спирт „Ройяль“ пьют».
«Потрясающе!» — вымолвил я, без дураков потрясенный, ибо действительно был угощаем вчера молдавским розовым.
«Очень был бы признателен вам, — продолжал Долмат Фомич, — если бы вы нашли возможным позволить мне переснять как-нибудь титульный лист этого замечательного экземпляра — с печатью. Верну, верну обязательно!.. В моей коллекции нет ничего касаемо лечебной гимнастики. У меня больше по общественным дисциплинам, по сельскому хозяйству, по искусству…»
Почему же не дать? Я дал ему книгу, пусть переснимет. Он бережно положил ее в кейс. Мой телефон записал и даже адрес, обещал позвонить. Спросил: «Когда лучше — утром? вечером?» — «Утром. Вечером меня не бывает… — „трезвым“ следовало бы добавить. — Только соседям не передавайте, у нас плохие отношения». (Под «соседями» я подразумевал жену с ее не скажу кем.)
«Понимаю. А может, у вас по музыке есть что-нибудь? Я печать имею в виду… Нет? Хотя бы школы какой-нибудь музыкальной?»
У меня ничего по музыке не было, ничего музыкального, даже слуха не было, не то что школы, — о чем я и доложил Долмату Фомичу, сам не знаю зачем. Медведь, сказал, наступил на ухо. «Вот уж не поверю, музыкальный слух может развить каждый». — «А я не могу. У меня патологическое отсутствие слуха».
Я не обманывал. Я не чувствую ритма. Я не способен отхлопать на ладошах пять слов по слогам. Спеть что-нибудь — Боже упаси! Не способен танцевать. Буду наступать на ноги. Да еще не в такт. Самое невероятное: мне снятся музыкальные сны, а иногда (и нередко!) звучат в голове мелодии — знакомые, полузнакомые и, главное, совсем незнакомые, я слышу их!.. Но чтобы воспроизвести, хотя бы самую простенькую… никогда в жизни!.. Даже «Чижик — пыжик» спеть не могу. Полное отсутствие слуха.
