— Все… закончили — остановил побоище властный голос. Совершенно незнакомый.
Юрий хмыкнул разбитым ртом. Похоже, избиение незадачливого Панюшина становится доброй традицией. Сейчас вот передохнут немного, пораспрашивают, и снова примутся за дело.
— Поднимайте…
Ну вот, опять ничего нового под луной. Лишь бы яйца не отбили. Вспомнив Козявку, Юрий чуть не застонал. Ну, сука, даст бог свидимся еще.
Панюшина вытащили из подвала на божий свет. Усадили в кресло. После полумрака подвала глаза с трудом привыкали к свету.
В комнате было пусто, из мебели столик на гнутых ножках, да пара кресел. В окне чудесный вид — осень в лесу. Не хватает только трех медвежат и медведицы-мамы.
Напротив расселся весьма неприятный тип — коренастый, с бычьей шеей. Огромная цепь из золота — звенья в виде бочонков, с Панюшинский мизинец толщиной, украшенных причудливой гравировкой. Грамм за сто, поди. Из одежды — рубаха с широким воротом, позволяющим рассмотреть эту самую цепь. Что внизу, не видно под столом, ну оно и ни к чему. Нос расплющен, брови нахмурены — типичный воротила.
— Ну и кто ты такой? — поинтересовался хозяин дома.
Панюшин даже растерялся. Вопрос, заданный воротилой не меньше интересовал самого Юрия.
— Я не знаю — честно ответил он.
— Геннадий Сергеевич, может быть его… того? — спросил кто-то из-за спины Юрия.
Воротила задумчиво почесал расплющенный нос.
— Ну, давайте, только аккуратно. По голове не бить.
Его опять затащили назад, бросили на бетонный пол. Потом били. Отдыхали и снова били. Голос в голове начал сбиваться и повторяться. И все равно Панюшин улыбался окровавленными губами.
* * *
К старухе Панюшин не пошел. Постоял немного у калитки и отправился восвояси. Но место заприметил. При случае он еще вернется, ногам-то оно виднее, не спроста привели именно сюда. Из дома никто не вышел, впрочем, Панюшин особо и не настаивал.
Следовало задуматься о ночлеге.
Сентябрь выдался теплым, но ночевать на улице уже не хотелось. Панюшин решил отдаться воле случая, расслабил тело и изгнал из головы все мысли. Потом тихонько скомандовал самому себе:
— Вперед…
И ноги сами понесли прочь от старой мазанки. Тело молило об отдыхе, и Юрий с тоской ожидал, когда можно будет отдаться простому очищающему, восстанавливающему сну. Можно даже без сновидений…
Ночевал Панюшин в развалинах старого дома. Выбрал местечко поровнее, положил под голову сумку с разной всячиной, что неизбежно скапливается у каждого путника, и, засыпая, подивился самому себе — ну надо же, можно было переночевать у старухи, а вместо этого приходиться ютиться в развалинах, словно какой-нибудь бродяга.
