Руки Панюшина лежали на столе. Правая сжимала пистолет — Юрий видел его тусклым серым сиянием. Из ствола начиналась тонкая алая линия. Она уходила в темноту, оканчиваясь где-то в ее бесконечных глубинах. Путь в никуда. Значит нужно совместить начало и конец пути нужным образом. Так, чтобы никто не остался в накладе.
— Чего молчишь, гер-рой? — пророкотал обладатель чудного голоса. Юрий выдохнул.
— О чем с тобой говорить, Козявка? — спросил он, и жирная красная клякса удовлетворенно задрожала.
— Вспомнил таки… Это хорошо!
Панюшин потянул ноздрями. Пахло плесенью обоев, застарелой сивухой, смертью и разложением. И оружейной смазкой.
— РЖ?
Голос хмыкнул.
— Стареешь Панюшин. Ладно, хорош пургу гнать. Медленно, очень медленно, разожми пальцы.
Панюшин открыл, было, рот, но голос опередил:
— Пожалуйста…
Вот так, — ни добавить, ни убрать. Спецотряд осназа «Челябинск» в полном составе. Значит снаружи четверо, если за прошедшие годы не произошло изменений.
Что ж, можно рискнуть. Всего-то делов — соединить начало и конец пути. Берешься Юрка?
Черт возьми, почему бы и нет? В обойме восемь патронов — по одному на каждого, и еще одна про запас.
(Например, себе в лоб, но это уже крайний случай.)
Юрий уперся коленом в столешницу, и медленно, как и просил голос, разжал пальцы руки.
Левой.
Пистолет остался в другой руке — сейчас Юрию и не пришло бы в голову избавится от оружия. Он ощущал каждую деталь пистолета — все вместе они составляли целое, и это целое было готово выполнять свое предназначение — убивать. Быстро и надежно, так, чтобы не показалось мало.
Восемь пуль — должно хватить, так ведь, Панюшин?
В кромешной темноте Юрий оттолкнулся от столешницы, падая спиной на пол. В падении, он ухватил пистолет обеими руками, и как только спинка стула с шумом соприкоснулась с грязным полом залы, Панюшин открыл огонь.
Первый выстрел нашел свою цель. Красная клякса замерла, побагровела. Две других кляксы, поменьше, дернулись навстречу, но так и не приблизились, отброшенные выстрелами.
Первая клякса вновь подала признаки жизни. Панюшин выстрелил не целясь.
Мимо!
Еще раз — утробный храп раздался над самим ухом, но Панюшин не стал задерживаться. Из соседних комнат, подергиваясь разрастающимися точками, приближались остальные бойцы отряда. Теперь сдернуть повязку, теряя драгоценные секунды и…
Короткая очередь располосовала грудь. Падая, Панюшин ощутил какой-то хрип внутри. Потом пришла боль.
Ее было вполне достаточно, чтобы темнота раскрасилась серо-алым. А еще чуть позже, Юрий услышал требовательное:
