— Это правда, — сказала бедняжка, рыдая, — что у меня ничего нет, но ведь…
— Что «но ведь»? Да говори же, идиотка!
— У меня ничего нет. Но у тебя, милый, есть две тысячи в год. Разве нам этого не хватит? Ведь ты же меня любишь не ради денег, правда, Элджернон? Ты мне столько раз говорил это! Скажи же теперь, любимый, и не сердись, о, не сердись!
Она упала на колени, прижимаясь к нему, и ловила его руку, чтобы поцеловать.
— Сколько у него, вы сказали? — спрашивает милорд.
— Две тысячи в год, сэр. Он нам это много раз говорил.
— Две тысячи? Две… хо, хо, хо! Ха, ха, ха! — залился милорд. — В жизни не слыхал ничего лучше! Милая моя, да у него нет ни шиллинга, ни единого мараведи, клянусь всеми богами! — И старый джентльмен захохотал еще пуще; добросердечный был джентльмен, что и говорить.
Наступило молчание; но миссис Дьюсэйс не стала клясть мужа, как только что делал он. Она лишь сказала:
— Ах, Элджернон, неужели правда? — Отошла, села в кресло и тихо заплакала.
Милорд открыл зеленую шкатулку.
— Если ты или твои поверенные пожелают ознакомиться с завещанием сэра Джорджа, оно к вашим услугам. Вот условие, о котором я говорил; в этом случае все состояние переходит к леди Гриффон, то бишь леди Крэбс. Видишь, милый мальчик, сколь опасны поспешные заключения. Миледи показала тебе только первую страницу завещания — она хотела тебя испытать. Ты тут же попросил руки мисс Гриффон и думал, что всех обошел, — не плачьте, милочка, сейчас он вас искренне любит! — а лучше было бы дочитать до конца. И вот ты побит — положен на обе лопатки, — да, да, побит твоим стариком отцом, проказник ты этакий! Ведь я предупреждал тебя, помнишь, когда ты не захотел поделиться деньгами Докинса. А у меня что сказано, то сделано. Пусть это будет тебе уроком, Перси. Не тягайся с опытными людьми. Семь раз отмерь, один раз отрежь. Audi alteram partem {Выслушай и другую сторону (лат.).}, то есть: читай обе стороны завещаний. Ну, кажется, завтрак подан. И ты что-то не куришь. Пойдем в столовую?
— Подождите, милорд, — говорит смиренно Дьюсэйс. — Я не хочу злоупотреблять вашим гостеприимством, но… но войдите в мое положение — у меня нет денег, — а вы знаете, что жена моя привыкла…
— Миссис Дьюсэйс всегда найдет здесь приют, так, словно ничто не нарушало добрых отношений между ней и ее мачехой.
— Ну, а я, сэр, — тихо произносит Дьюсэйс, — я надеюсь… я верю… что ваша светлость не забудете и обо мне?
— Забыть? Нет, как можно!
