— Ради бога, — говорила в таких случаях миледи со слезами на глазах, — ради бога, успокойтесь, мистер Дьюсэйс. А вы, мсье Делорж, простите его, умоляю вас. Мы все так любим, так уважаем вас обоих, что ради покоя в доме и вашего собственного вы не должны ссориться.
В тот день ссора началась, когда шли обедать, а разыгралась уже за столом. Как сейчас, помню глаза бедняги Делоржа, когда миледи сказала: «Вас обоих». Он уставился на нее, покраснел, побледнел, обвел всех безумным взглядом и, подойдя к хозяину, так пожал ему руку, точно хотел ее оторвать. Мистер Дьюсэйс поклонился, усмехнулся и с важностью отошел; мисс простонала: «О-о!» — и посмотрела на него — так бы, кажется, и задушила его в объятиях; а французик сел за стол счастливый и чуть не плакал! Он решил, что вдова объяснилась ему в любви и готова за него идти; так подумал и Дьюсэйс; он взглянул на нее с горечью и презрением, а потом заговорил с мисс Матильдой.
Вот поди ж ты: сам не захотел жениться на леди Гриффон, а взбесился — зачем думает идти за другого! Прямо в ярость пришел, когда она вроде как бы призналась в своей склонности к французу.
А мой опыт жизни вот чему меня научил: если мошенника хорошенько разозлить, он уж не мошенник. Потому что тут он сразу себя обнаружит, каков он есть. Наступи ему на ногу — и увидишь чертово копыто. Так, по крайней мере, бывает с молодым мошенником — потому что много надо хладнокровия и большую практику, чтобы отучиться показывать свою злость и скалить зубы. Старый Крэбс — тот сумел бы. Тот как в анекдоте про одного вельможу, что рассказывал герцог Веллингтон (я тогда как раз стоял за стулом его светлости); дай ему пинка сзади — спереди никто не заметит, он все будет улыбаться. Ну, а молодой хозяин этой науки еще не превзошел, и когда злился, то скрыть этого не умел. И еще надо заметить (замечание весьма глубокомысленное для лакея, но ведь и у нас есть глаза, хоть мы и носим плюшевые панталоны) — еще надо заметить, что мошенника куда легче разозлить, чем иного: честный человек уступает другим, мошенник же — никогда; честный человек любит других, а мошенник — одного себя; чуть что не по нем, он уж и бесится. Игрок, шулер, распутник — откуда тут взяться добродушию и терпению?
Итак, хозяин мой разозлился; а разозлившись, он бывал таким лютым зверем, что не приведи бог.
Миледи только того и надо было: ведь до тех пор, сколько она ни старалась поссорить его с французом, она сумела добиться только, что они друг друга возненавидели, но до драки дело не доходило.
