Петя пошел домой.
- Постой, у тебя в калошах вода хлюпает. Сними их в кухне. И ботинки сними, - сказала мачеха. - Да где ты болтался? На, мои шлепанцы надень! - Она бросила ему войлочные туфли и строго сказала: - Это не дело, Петя, так насмерть простудиться можно!
- А кому я нужен? - улыбнулся Петя.
- Такой глупый никому не нужен, - сказала Екатерина Алексеевна, присаживаясь с ним рядом и стаскивая с его ноги мокрый чулок. - А вообще никогда не смей так говорить! Не обижай папу и меня.
- Я не буду! - сказал Петя и тут же решил никогда, ни за что не сознаваться в своем поступке. Что бы ни было!
Глава 29.
НАДО ПОСОВЕТОВАТЬСЯ
На тихой улице в маленьком домике с тремя окошками всегда далеко за полночь светился огонь. Люди, идущие на ночную смену, привыкли к этому огоньку, как привыкают к обычному уличному освещению. А когда огонь погасал, какаянибудь соседка, зевая, говорила:
- Учитель свет погасил. Видно, дело к рассвету.
Сергей Николаевич сидел за своим письменным столом. Сбоку лежала горка журналов; под тяжестью книг сгибались полки; из портфеля выглядывала стопка тетрадей. Толстая книга с несколькими закладками лежала перед ним. Он медленно перелистывал ее, отмечая карандашом какие-то строчки, и, положив подбородок на скрещенные пальцы, думал.
Учитель учился.
Рядом, в маленькой комнатке, спал его старик-отец. Седая голова его покоилась в теплой ямке подушки, одеяло со всех сторон было заботливо подвернуто.
Было часов одиннадцать. Под окнами еще слышались шаги прохожих и обрывки фраз, когда Сергей Николаевич сел за свой письменный стол. Он перевернул несколько страниц книги своего любимого педагога Ушинского, отложил книгу в сторону и долго сидел задумавшись.
"Готовых рецептов, видно, нет. В каждом отдельном случае свои причины и вытекающие из них действия... Правильное решение зависит от правильного понимания ребенка..."
Думая так, Сергей Николаевич машинально ставил на листе бумаги какие-то черточки, потом так же машинально написал три фамилии: Трубачев, Одинцов, Булгаков. Осторожно соединил их стрелками, потом зачеркнул Трубачева и поставил его отдельно. И, откинувшись в кресло, устало моргая и морща лоб, он стал решать про себя какую-то трудную задачу. Ответ на нее напрашивался простой: рассердился на статью и зачеркнул свою фамилию. Но этот ответ не удовлетворял учителя. Подавленный вид Трубачева тоже ни в чем не убеждал его.
- Нет, это не так просто... не так просто, - тихо говорил он себе, вспоминая Трубачева другим: с открытыми, смелыми глазами, с горящим, огненным чубом на загорелом лбу. Сергей Николаевич, ловил себя на особой симпатии к этому ученику. - Может, я невольно пытаюсь оправдать его, потому что он мне симпатичен больше других?
