Даня удивленно поднял глаза и почесал подбородок. Предложение Ицхака выглядело заманчиво. Жить в одной квартире с отчимом – то еще удовольствие. Не говоря уже про отношения с матерью.
– А я мог бы иногда приглашать туда друзей? – спросил он.
Башмачник нахмурил брови – так, что было не ясно, злится он или только делает вид.
– Ну, если даешь слово, что не устроишь там бордель.
– Мне всего двенадцать!
– И что?! Еще немного – и бар-мицва. По еврейскому закону скоро станешь самостоятельным мужчиной. Между прочим, неплохо бы тебе позаниматься с раввином и подготовиться к этой дате.
– Ицхак, ты же знаешь, это все не про меня.
– С чего ты взял, если не пробовал учиться?
Даня решил не отвечать. Вопрос так и остался висеть в воздухе.
Спустя несколько минут они подошли к месту и остановились возле новой надгробной плиты. Высеченная на ней надпись говорила о том, что здесь покоится Илья, сын Анны и Бориса.
Ицхак достал из кармана небольшой окатанный камень и положил его на надгробие. Даня сделал то же самое. Какое-то время они просто стояли молча.
Потом мальчик обошел могилу и открыл небольшое окошко с обратной стороны надгробия. За окошком находилась маленькая ниша, размером чуть больше сигаретной пачки. Он поставил туда купленную по дороге суточную свечу и зажег ее. Пламя затрепетало, но как только Даня закрыл окошко, стало гореть ровно.
Старик раскрыл томик Теилим и принялся негромко читать вслух. Слова сливались в простую монотонную мелодию. Осилив несколько псалмов, Ицхак вдруг замолчал и поднял голову к небу.
День выдался неожиданно жарким. Ни облачка.
Молчание затянулось. Даня уже хотел спросить башмачника, в чем дело, но тут резкий порыв ветра перелистнул страницы, и старик продолжил:
– …встанет Бог, рассеются враги Его…
Мальчик снова погрузился в свои мысли и лишь краем уха уловил плывущие в тишине слова:
– …Бог возвращает одиноких домой.
Дочитав последний псалом, Ицхак протянул Дане книгу и сказал:
– Хочешь прочесть что-то?
Мальчик отрицательно покачал головой.
Старик вздохнул и сунул книгу во внутренний карман пиджака.
– Тогда пошли домой?
Даня ничего не ответил. Видно было, что хочет что-то сказать, но не знает как. Наконец, он собрался с силами и произнес:
Над домами, домами, домами
Голубые висят облака —
Вот они и останутся с нами
На века, на века, на века.
Только пар, только белое в синем
Над громадами каменных плит…
Никогда никуда мы не сгинем,
Мы прочней и нежней, чем гранит…
Ицхак удивленно посмотрел на мальчика.
