Малахольная | страница 19
– В Ленинграде!
– Значит, выбили гадов! – обрадовался Петька. – Правда, я и повоевать не успел…
– Окончательно!
Через неделю Петька смог поворачивать голову и видеть соседа. Пахом, деревенский мужик, оставшийся без ног. Председатель колхоза. Его готовили к отправке в тыл, в госпиталь поближе к дому.
Он смеялся и шутил, что сейчас даже такой обрубок будет на вес золота! Поизвелись мужики-то в деревнях. Но в голосе слышалась страшная тоска.
– Пахом, – как-то перед сном спросил его Петька. Свет в палате уже потушили, было темно, и не видно лица Пахома, поэтому Петька и решился спросить, – Пахом, а ты жене-то написал?
– Зачем? – тихо спросил Пахом. – Зачем ей обрубок-то? Ей мужик нужен.
– А дети у вас есть?
– Есть. Пятеро, – просипел Пахом.
– А им отец не нужен?
– Зачем?
– Затем. Как без отца-то? Ты ведь не лежачий. Управлять колхозом и без ног можно. И детей поднимать. И жену любить. Она ведь ждет.
– А сам? – зло прошипел Пахом. – Сам-то вернулся бы такой?
– Нет. Но мы и не женаты. Она еще сможет найти другого.
Через два дня Пахома отправили домой. Он на прощание обнял Петьку, осторожно потрепал по плечу.
– Ты, паря, молодец, вправил мозги-то мне. Написал я, что еду. Ноги не голова! Управлять колхозом и без ног справлюсь. Кто ж теперь поднимать страну будет? – он помолчал и добавил. – И детей моих.
Петька, когда точно убедился после многочисленных расспросов врачей, что инвалидом не будет, написал Варе. Точнее, надиктовал письмо молоденькой сестричке. Приукрасил правду, скрыл некоторые медицинские подробности и закончил тем, что жив и, говорят, будет даже воевать. Когда подлечится.
В апреле его выписали и отправили в тыл долечиваться. Он вышел из госпиталя, втянул весенний воздух и оглянулся на здание, где провел три месяца. К воротам шла женщина в застиранном сестринском халатике, но очень-очень знакомая. Она удивленно смотрела на Петьку и качала головой:
– Петя! Петя! Это ты!
– Вера Соломоновна! – Петька бросил вещи и обнял свою учительницу. – Вы? Вы как… – он растерял все слова от неожиданности. – Как вы здесь?
– Петенька… с начала войны! Всю блокаду.
– Зачем? – Петька растерялся. – Чего вам в Перми-то не сиделось? – грубовато спросил он.
– Сестра у меня здесь с дочкой. Одни. Я и поехала выручать. И застряла. Да, – она горестно вздохнула, – не уберегла я их.
– Нет, не плачьте! Только не плачьте! Мы отомстим за каждого! – Петька сжал учительницу так, что она ойкнула.
– Петенька, а ты? У тебя все хорошо? – она тревожно заглядывала ему в глаза.