Мы шли, держась за руки, по темнеющим тротуарам. Откуда эта темень: белые ночи не вошли в полный расцвет, или сдвинулась земная ось и Питер больше не северный город?
На улице было непривычно тихо, но за окном гостиничного номера, обращённым во двор, продолжалась жизнь; рисуя фарами нервные зигзаги, въезжал фургон, слышался гул мотора, топот грузчиков, голоса с восточным акцентом, хлопанье дверей…
Лена, одетая по-домашнему, в трусики и майку, глядела с третьего этажа на эту суету. Я обнял её сзади, и, запрокинув руку, она погладила меня по голове.
Засыпали мы уже в полной тишине, а под утро я чуть не подскочил от звона колокола. Что, где?! Пожар, что ли? Нет, это был сон. Слава богу… Я вновь закрыл глаза, но уснуть не мог. Чувство было такое, словно я сделал вчера какую-то гадость. Кого-то обидел. Неужели Ленку?
Лена спала, обернувшись ко мне спиной. Едва касаясь, я провёл ладонью вдоль её бока: восхитительно плавная линия… Нет, конечно! Скорее сдохну, чем обижу её. Но что тогда?
Постепенно вспоминался вечер. Сбивчивый, пьяный Санин монолог… Вот! Я обидел Юлю. Не знаю, не знал её и не встречу никогда, но обидел. За что? Бросила Сашку. Променяла его и возможную жизнь в Питере на женатого парня с детьми. Это что угодно, только не прагматизм, в котором Саня обвинил её. Ездили к Набокову, это точно её идея. Саня вовсе не увлекается художественной литературой, для него Стивен Хольцнер дороже всех Диккенсов и Толстых.
Девушка, любящая Набокова, непременно должна стремиться в Питер. А она? Вот же загадочная. Или она из тех, кто боится определённости? Жизнь налаживается, входит в берега: кому-то радость, а ей мерещится ловушка? Выскочить, бежать, куда угодно, на любой чердак, лишь бы только дальше от устойчивости и покоя?
Может быть, и так. Я ещё долго лежал, глядя на светлеющий потолок. Что бы там ни случилось, кем бы ты ни была… Юля. Извини меня, пожалуйста.
– Не страшно? – спросила Оля Кудинова по пути с занятия фламенко.
– Пока нет, – ответила Алёна, – сентябрь, ещё два года учиться. Чем ближе выпускной, тем, наверное, будет страшнее.
– Я в своё время пожила в общаге, – рассказала Оля. – Впечатления, скажем так, полярные.
– То есть? От чего они зависят?
– Никому об этом не говорю, но моя первая соседка была такая, что я через два месяца наглоталась снотворного.
– И что?! – спросила Алёна, едва не споткнувшись.
– До опасной дозы, доктор сказал, недотянула. Но промывали по-настоящему.
