Жека оборачивается. Лицо у него такое страшное, что одновременно и хочется позорно сбежать, и тянет на подвиги.
– Да ты знаешь, что я м-могу? – простирает к нему руку Юджин. – Я вот сейчас п-прикажу тебе убраться отсюда к ч-чертям собачьим, и ты п-пойдешь как миленький!
– Ну? – мычит Жека угрожающе. – Прикажи.
– А ну п-пошел отсюда, урод, или я вырву твое сердце! – вопит Юджин на весь спортзал.
Музыка, кажется, обрывается – или это у Юджина закладывает уши от ужаса. На него ошалело смотрят ребята. На него, открыв свой маленький ротик, смотрит из центра зала изумленная Муля, стоя в полуобнимочку со своим Максом. И еще на него смотрит совершено обалдевшая Хмыгина.
Вот попал, думает Юджин. Сейчас он меня по стенке размажет тонким слоем, как масло по хлебу…
Но Жека Большой сплевывает на пол, поворачивается ко всем спиной и уходит. Молча.
Откуда-то снова появляется музыка. У Юджина так колотится сердце, что, кажется, ребра трещат: бух, бух, бух. И в перерывах между бухами перед ним возникает Хмыгина.
– Юджин, – говорит она тихо, так тихо, что ему приходится к ней наклониться ухом вперед. – Юджин, прости. Я думала, тебе на меня пофиг, а ты ведь из-за меня на этого наехал… на гориллу вашего. Я его боюсь ужасно, он же слов не понимает. Юджин, он меня у дома сторожил, грозил лицо порезать. Спасибо, Юджин, как ты не испугался-то, слушай? Юджин, я тогда ушла, я думала, тебе эта нравится, ну, с которой Макс теперь…
– Не боюсь, – невпопад, дыша короткими рывками, отвечает Юджин, чувствуя, как у него загораются уши. – Я его н-не боюсь. Я ему врежу. Он улетит. А это, которая она, это – не это. Это моя сестра. Или тетя.
– Да хоть дядя, – благодарно шепчет Хмыгина прямо Юджину в пламенеющее ухо. У Хмыгиной приятно прохладные губы.
То, что было дальше, Юджин помнит урывками. Вот они с Хмыгиной отплясывают посередине зала, он берет ее под мышки и вертит, едва не роняя, кто-то свистит, кто-то хлопает. Вот Хмыгина пишет на бумажке номер своего телефона, сует сама Юджину в карман джинсов. Вот Санек, тряся белой ладонью, говорит Юджину, что он, Юджин, покойник, а Юджина эта самая ладонь почему-то ужасно смешит, сил нет как смешит, и он, смеясь, приказывает Саньку взять этой ладонью себя за нос и так ходить, и Санек смотрит на него с ужасом, но за нос послушно хватается. Вот Муля, прислонившись к стеночке, снова страдальчески сморщила лобик – эта скотина Макс, оказывается, сказал ей какую-то гадость и смылся. Вот Юджин, сжав кулаки и зубы, отдает про себя приказания Максу, и Макс, явно сам от себя в шоке, падает перед Мулей на колени и говорит, мол, так в нее, Мулю, влюбился, что готов для нее на все. Вот Муля, покраснев как свекла, мотает своими кудряшками и неожиданно звонко объявляет Максу, что не может ответить на его чувства (ух, слова-то, блин, какие, как в театре!), потому что давно любит другого человека, – и вдруг поворачивает голову и смотрит в упор прямо на Юджина. Вот Хмыгина, сидя на корточках в коридоре, рыдает, уткнув голову в колени, Юджин трясет ее за плечо, а она, подвывая, говорит что-то про такую смелую Мулю и про какую-то настоящую любовь. Вот она, Хмыгина, сидит на подоконнике, обхватила Юджина руками, и руки у Хмыгиной теплые, а губы у Хмыгиной мокрые, а спина у Хмыгиной твердая, а все остальное у Хмыгиной неожиданно мягкое. Вот все та же Хмыгина бежит по школьному коридору, а Юджин, почесывая затылок, думает, не приказать ли ей вернуться немедленно, но тут из ниоткуда выныривает Санек и, держа себя за нос, хнычущим голосом просит его пожалеть и разрешить отпустить нос, а то он уже болит. Вот маленькая Наташка, испуганная, растерянная, дергает Юджина за рубашку и говорит: пойдем домой, Женечка, ну пожалуйста, Муля уже убежала, а мне тут больше не хочется. Вот к Юджину стремительно приближается заледенелая земля. Вот Юджин стоит на четвереньках, и его на эту землю тошнит мерзким и горьким, и живот его разрывает изнутри гадкими спазмами. Вот он, Юджин, лежит лицом к потолку на своей постели, и мама, причитая, вытирает его лицо мокрым полотенцем.
