Ох что тут с Сестренкой сделалось. Я ее в жизни такой не видел и не знал даже, что она так может. Она как про интенсивку услышала, сразу так завопила, как ошпаренная кошка на лестнице, вся затряслась, задергалась, а потом быстро так, я и сообразить ничего не успел, кулачком сама себе в голову – раз! И еще – раз! И прямо по носу – раз! И сама щеки себе царапает прямо в кровь. Тетка глаза вытаращила и ну на меня орать как потерпевшая: кто ей руки развязал, ты что, совсем, что ли, она же невменяемая. А сама Сестренке руки за спину крутит, а Сестренка ей – раз! – и головой по лицу. Тут тетка совсем разоралась, визжит, хрипит, прибежали два мужика, один Сестренку на пол, а другой в нее шприцем как уколет прямо через одежду, и Сестренка тут же утихла и вся стала мягкая, как кукла из тряпок. И ее унесли, как куклу. А я стоял и ничего не делал. Но вы не думайте, что я специально ее предал, просто я почему-то был как неживой, я совсем не знал раньше, что так бывает, и весь нечаянно замер. Как заморозился. Правда. Я был не виноват. Мне до сих пор стыдно, что я ей не помог, но я, правда, не виноват.
Я стоял, стоял, потом пошел в комнату, где была моя кровать. Сел на кровать и сижу, а сосед, Курчавый, мне так тихонько: это, говорит, сестра твоя кричала? У нее всегда такие припадки были? Я его за футболку схватил, как заору: не было у нее никогда никаких припадков, у самих у вас тут у всех припадки, она просто не хотела в эту вашу интенсивку, ей там плохо, ее унесли, а я даже ничего не сделал, я стоял и смотрел как дурак! Курчавый мне шепчет: тихо, тихо, я понял все, понял. И руки мои понемногу от футболки отцепляет. Так что когда те дядьки прибежали, которые Сестренку уносили, я уже его не держал, а, наоборот, он сам держал мои руки. И дядькам Курчавый сам отвечал: нет, никому не плохо, нет, что вы, не деремся, просто играем, да, понимаем, что поздно, да, будем тише, да, уже ложимся в постели.
Потом, когда уже дядьки ушли, он мне: ты сам в интенсивку сильно хочешь? Думаешь, вместе с сестрой будешь? Фигушки, ты ее и не увидишь, а зато нахлебаешься, понял? Ты хорошо сделал, что не стал ее отбивать, все равно с ними не сладишь, давай успокаивайся, давай. А сестру когда снова встретишь, скажи, чтобы тоже была потише, а то они ее до такого доведут, что она как в постель ляжет, так больше не встанет. Им же, говорит, так спокойнее, ну что мы, ходячие да с мозгами, – хулиганим, кричим, в школу нас надо устраивать, сбежим, чего доброго, по дороге, а эти вон, лежачие, – никаких хлопот с ними, лежат-лежат, а то и вообще помрут, кровать освободят. Хочешь такого для своей сестры? Нет, ну и объясни ей, чтобы так не дергалась, тогда ее хоть из интенсивки выпустят в общую комнату, к девчонкам, а там, может, и в школу будут пускать. Все, говорит, ложись давай и спи.
