До дому мы пока дошли, уже светло стало. Я же не знал, куда идти, и спросить ночью не у кого. Больница вообще за городом оказалась. Но ничего, быстро сообразил. Когда с тобой всякие страшные штуки случаются, ты вообще очень здорово соображаешь, я давно заметил. Дошли до остановки трамвая, а когда стало почти светло, первый трамвай и поехал. Ну, мы на него и сели, под турникет подлезли, а контролеров в такую рань никогда не бывает, это мне давно папа рассказывал, когда он еще с нами иногда разговаривал.
И только когда мы пришли к дому и уже поднялись по лестнице, я понял, какой же я дурак. У меня ж одежду забрали, а ключи в кармане были. Отца дома наверняка нет, менты так быстро не отпустят, а мама точно не откроет. Мы постучали, конечно, но где там. Тогда я сел на коврик спиной к двери – я устал страшно, – Сестренку на руки себе посадил, и так мы заснули.
Проснулись от того, что соседка над нами стала ахать. Она хоть и старая и на работу уже не ходит, а встает рано, потому что ей черти за грехи спать не дают, – так папа всегда говорит, когда соседка у нас под окнами ковер выбивает или мусоропроводом в подъезде гремит. Вот она как раз и вышла с ведром. Стоит и ахает: это что ж, говорит, эти ироды деточек из дому совсем повыгнали! А идите, говорит, ко мне, я вам хоть щец налью. И у меня в животе как сразу заурчит – я ж после того полкуска хлеба и не ел ничего. Встал еле-еле вместе с Сестренкой, она только вздохнула во сне, соседка нас к себе завела, ложи, говорит, ее, сердешную, на диван, а сам поешь иди. Куда там, ложи, я только стал Сестренку от себя по пальчику отколупывать, она и проснулась. Пришлось соседке нас двоих щами кормить.
И тут я снова дурак оказался. Не надо было соседке говорить, что мы из больницы сбежали. Да только она ахает: выгнали, выгнали деточек, я и брякни: мы, мол, просто из больницы ушли, а ключа-то нет. Она руками себе по бокам как хлопнет: ах, говорит, вы бедные, а я и гляжу, одежа казенная, ай-ай! Ну, говорит, вы кушайте, а я бегом сейчас.
Уж я не знаю, куда она там ходила, только с час ее не было точно. Мы уж и чай выпили, и Сестренка было опять заснула, а тут эта соседка возвращается и говорит: ну, устроила я вас на казенные харчи, будьте уж мне благодарны. Уж так теперь, говорит, хорошо вам будет, и не в сказке сказать, и отъедитесь, и не выгонит вас никто, и в школу-то вас устроят, и одежку красивую дадут. Ты, говорит Сестренке, в платьицах будешь ходить, как принцесса. Игрушек будет у вас – у-у-у, море! Сестренка аж ручками захлопала: а конфеты, говорит, дадут? Ой, дадут, машет на нее соседка, ой, сколько конфет дадут! Тебе и не снилось столько. Сестренка давай смеяться, а мне, если по правде, уже тогда не верилось про эти конфеты.
