– Идет! Отец Спиридон идет! – выкрикнул кто-то.
Люди завертели головами, потом расступились. Кряжистый священник ледоколом врезался в толпу, и Павла обдало запахом мыла и ладана.
– Стойте, богоотступники! – загрохотал новоприбывший. – Не будет Царства Небесного для новопреставленного!
Держа перед собой гробовую крышку, как щит, наперерез шагнул Степан.
– Уходи! – гулко проговорил он. – Не ждали тебя.
Священник остановился, отдуваясь от быстрого шага.
– Ты не ждал, а люди позвали. Негоже без отпевания! Грех на душу не бери!
– Что ни есть – все мое, и не тобой считано, – Степан скрипнул зубами и велел мужикам. – Несите живее! До темноты надо управиться.
Краснопоясники отступили к оврагу. Чей-то мужской голос выкрикнул:
– Ты что, Черных? Дай по-человечески проститься! Всем миром по крохе собирали, чтобы старца в последний путь проводить!
Черный Игумен глянул исподлобья:
– Я не просил.
Краснопоясники отступили еще, и теперь между ними и деревенскими пролегла полоса, как пограничная зона, и по одну сторону стоял Степан, а по другую – отец Спиридон, раздувающий ноздри и пылающий, как печка.
– Я пришел призывать не праведников, а грешников к покаянию! – пробасил он. – Не лишай Захара милости Божией! Не ты, так люди просят!
– Люди что трава, – огрызнулся Степан, и ветер разворошил его волосы, как солому. – Куда дуну – туда и клонятся. А здесь не твоя, а моя паства.
– Паства твоя заблудшая, – спокойно возразил священник. – А слова лживы. Говорил Господь: «Берегитесь лжепророков, которые приходят в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные».
– Уж не я ли волк в овечьей шкуре? – недобро сощурился Степан и сжал кулаки.
– По делам и узнаем. Захар за самонадеянность поплатился, так теперь…
– Молчи! – прошипел Игумен и, отшвырнув гробовую крышку, схватил священника за рясу. – Не тебе судить о расплате!
– Черных, не дури! – крикнул мужик с помятым лицом. У Павла заныло под ложечкой, подумалось: «Сейчас что-то будет…»
Отец Спиридон вцепился в Игумена обеими руками и повторил севшим голосом:
– Не дури, Степан! Приходи лучше на исповедь! Может, тогда грехи деда спишутся, и дочь твоя…
– Акульку не трогай! – взревел Степан и, размахнувшись, мазнул кулаком по переносице.
Священник булькнул горлом и полетел спиной в толпу. Кто-то рванул навстречу, кто-то завопил:
– Гроб! Гроб держите!
Помятый мужик бросился слева, Павел – справа, и вдвоем они едва успели подхватить священника под руки, как раздался грохот. Ветер взметнул пену савана, что-то глухо стукнуло о землю, и старец повернул голову – Павлу показалось, будто плотно сомкнутые веки распахнулись, и между ресниц полыхнуло пожаром. Завизжали женщины, разбежались, как саранча. Потом налетел Степан. Павел только почувствовал, что подогнулись колени, а из легких вышибло воздух. Не удержав равновесия, упал на спину.
